– Пустить на полные обороты!
– Все четыре?
– Все четыре!
– Пан инженер, боюсь, как бы…
– Делайте, как вам велено!
Машинист пожал плечами и передвинул все четыре контакта. Гудение насосов стало напряженным; переходя на самые высокие ноты по невидимой параболической кривой, оно сделалось похожим на тоненькое вибрирующее комариное пение, – чувствовалось, что насосы работают как бы через силу. Килярчик не спускал глаз со стрелки водомера. Она застыла на одной цифре. Под низким темным сводом камеры переливается печальный плач насосов. Килярчик положил ладонь на блестящий лакированный кожух двигателя и почувствовал, как напряженно он дрожит. Вода шумела в толстых трубах, которые причудливо переплетались на стенах и сводах камеры. Отсюда трубы выходили в квершлаг, тянулись к стволу и уже там по скользкой бетонированной стене взбирались на поверхность.
Время от времени пронзительно звонил телефон и кто-нибудь сверху требовал, чтобы Килярчик доложил обстановку. Что там внизу? Насосы работают? Вода прибывает или убывает? Вначале Килярчик отвечал обстоятельно, не спрашивая, кто с ним разговаривает. В конце концов это ему надоело.
– Послушайте, оставьте меня в покое. Если нужна будет ваша помощь, я сам позвоню!.. Все!..
Телефон смолк, только камера продолжала стонать от вибрирующих звуков. Вибрация была едва заметной, но пронизывала все тело. Килярчику казалось, будто он ощущает ее кончиками пальцев, как едва уловимые покалывания. Он сел на лавку, принялся размышлять, каковы шансы на победу. Стрелка водомера едва заметно опускается. Значит, насосы «проглатывают» воду. Однако уровень ее снижается очень незначительно. Долго ли вода будет идти из промоины в «заколдованном» квершлаге? Вот вопрос. Инженер предполагал, что вода прорвалась из старых выработок шахты «Готтессеген». Больше ей взяться неоткуда. В Валбжихе и окрестностях нет ни рек, ни ручейков. Иными словами, со временем подземный водоем должен иссякнуть. Дело сводится лишь к одному: сколько в нем воды? Долго ли будет она заливать «Викторию»? Если насосы подведут, седьмому горизонту грозит затопление. А возможно, и пятому. А может, и всей шахте? Вода может заполнить все выработки, галереи, штреки, и тогда «Виктория» будет обречена на долгое бездействие и работы по ее осушению обойдутся дорого. Килярчик понимал, что спасение шахты зависит от него одного. Не исключено также – в его мозгу возникла робкая инженерная гипотеза, – что выработки «Готтессеген», после того как из них уйдет вода, обрушатся. То, что они обрушатся, не вызывает сомнения, размышлял инженер. Вот если бы они обрушились так, что перекрыли бы приток воды, тогда проблема решилась бы сама собой. Но кто знает, что там сейчас творится?
Килярчик решил выйти и взглянуть, что происходит в квершлаге. Однако выйти он уже не успел: в камеру внезапно ворвался приглушенный, но с каждой секундой усиливавшийся гул, постепенно переходивший в грохот. Инженер выглянул из камеры и остолбенел. У его ног вдоль квершлага стремительно несся черный поток – в слепой ярости вода дыбилась, кидалась, пенилась, тащила стойки, доски, била ими в стены, переворачивала их и снова тащила с оглушительным ревом…
Килярчик понял: либо водоотводный штрек оказался слишком тесным, либо он забит камнями, деревянными стойками и всяким мусором. Поэтому вода и прорвалась в квершлаг. Инженер ступил в воду, и она схватила его за ноги, пытаясь свалить и увлечь за собой. В последнее мгновение инженер успел уцепиться за стойку, но упущенная им лампа унеслась прочь в стремительном потоке. С трудом передвигая йоги, Килярчик вернулся в камеру. Пол в ней был выше уровня почвы в квершлаге. Инженер стоял на пороге камеры и слушал. В это странное мгновение ему вдруг стало понятно, почему шахтеры так панически боятся воды. Оглушительный рев разъяренной воды, непроглядная темнота, низкие давящие своды, слепая, страшная стихия, охваченная жаждой уничтожения, шум, грохот, вой, хаос – все это обрушилось на инженера и начало крушить его волю. Килярчика охватил страх – бессмысленный, бесконечно глупый страх.
Он судорожно вцепился во фрамугу и почувствовал, что дрожит, и волосы под шахтерским шлемом встают дыбом, сердце замирает, глаза вылезают из орбит. Еще секунда – и он прыгнет в воду и бросится к клети. Только бы спастись!..
– Идиот! – крикнул он, обращаясь к самому себе, и словно бы очнулся. Страх с множеством вытаращенных глаз съежился, присмирел. Килярчик вытер на лбу испарину. Пот был холодный. Сердце колотилось.
– Что это? – прерывающимся голосом спросил машинист. Его рыбьи глаза были широко раскрыты, засаленная кепчонка съехала набекрень, козырек ее торчал кверху. Машинист выглядел так комично, что инженер прыснул со смеху.
– Ничего особенного! – сказал он, продолжая смеяться. – Вода прорвалась в квершлаг.
– Потонем мы…
– Гром вас разрази, да как вы можете такое болтать! – накинулся на него Килярчик. Но он понимал: страх обуял машиниста. Если его не успокоить, он бросится к подъемнику.
Машинист тем временем успокаивался – на него подействовал смех Килярчика.
– Чего вы смеетесь, пан инженер? – с укором спросил машинист.
– Над вами смеюсь! Поправьте кепку…
Нескольких слов оказалось достаточно. Машинист пришел в себя, несмотря на устрашающий рев воды, который врывался в дверь камеры и заглушал гул работавших насосов. Машинист вдруг почувствовал себя, словно потерпевший кораблекрушение на острове, окруженном волнами бурного моря. Ему ничто не угрожает – сюда непременно придут люди и спасут его… Как хорошо, что инженер способен смеяться в такую страшную минуту. Как хорошо…
Зазвонил телефон. Директор просил доложить, как дела внизу. Что происходит? Ничего не происходит. Насосы работают на сто два, пан директор. Вода очень медленно, но убывает, а сейчас она несется по квершлагу и низвергается в подствольник глубиной в двадцать метров. Когда она наполнит его, то перестанет реветь… Как насосы? Насосы работают отлично, пан директор. Нужна ли помощь? Пока нет. Нужно бы отправить наверх машиниста, но сейчас это не удастся: вода в квершлаге собьет с ног. Не позволит носа высунуть из камеры. Придется подождать, пока она не заполнит зумпф до краев. Сколько сейчас времени, пан директор? У меня часы остановились… Что, уже пять? Так я уже три часа торчу здесь, у насосов? Не три, а все четыре…
Килярчик положил трубку и попытался себе представить, что сейчас творится наверху. Наверняка
