IX и X династии (ок. 2360–2160 до н. э.) представляют собой переход от Мемфисского Древнего царства к Фиванскому Среднему царству. Вероятно, власть была узурпирована номархом Центрального Египта. В любом случае столицей царства теперь являлся Гераклеополь. До нас дошли имена некоторых царей. Узурпатором, судя по всему, был Ахтой (Хети), а имя одного из последних царей стало известно из текстов, принадлежащих правителям Сиута (XIII ном), сторонникам царя. Территория страны от моря до Первого порога находилась в руках номархов, ставших наследными феодальными князьями. Центральный Египет поддерживал царя Гераклеополя, а Верхний Египет, от Элефантины до Абидоса (VIII ном), сплотился вокруг фиванских правителей – Интефов и Ментухотепов. Дельта частично подпала под власть ливийцев и азиатов, совершавших набеги на Север всякий раз, когда страна ослабевала. На протяжении двух столетий Фивы и Сиут боролись за корону. В гробницах этого, богатого на междоусобицы, периода преобладают изображения батальных сцен. Мы видим муштру солдат, марширующее войско, лучников, копьеносцев, ливийских и нубийских наемников, представленных в виде комплектов статуэток, которые правители брали с собой в загробный мир (илл. 19).
Рис. 54. Гражданская война в Египте. Из гробницы XII династии
С этими соперничающими между собой правителями, которых поддерживали нестабильные партии сторонников, управлять страной было непросто. «Поучения для Мерикары», сохранившиеся на папирусе, доносят эхо тех дней, когда царь, окруженный интригами и кознями, давал своим сыновьям советы о хитрости и выдержке, которых требовало его сложное положение. Он упоминает восстание номархов, атаки азиатов и поражение, которое нанесли царской армии фиванцы близ Абидоса. Приблизительно в 2160 году до н. э. Интефы из Фив нанесли решающий удар гераклеопольцам и правителям Сиута. Табличка из Саккары, опуская имена всех фараонов после Пепи II, возобновляет официальный список царей с одного из Интефов. Эти фиванцы XI династии столь успешно объединили различные силы в стране, что начиная с XII династии (ок. 2000 до н. э.) здесь снова воцарились мир и процветание. Однако то, что ранее, в течение двух столетий (2360–2160 до н. э.), институты абсолютной монархии претерпели разрушения, не прошло даром. Царская власть была сведена на нет, царский домен растаял, гражданскими и религиозными правами теперь обладал всякий, кто был способен взять их, каждый шел на поводу у своих собственных аппетитов, отбросив прочь всякую дисциплину. Этот долгий период анархии принес с собой чувство неуверенности и моральное разложение. Многие произведения, порожденные в период кризиса, показывают рядовых жителей Египта, превратившихся в грабителей. Порой угнетаемый и всегда забытый, народ мстил представителям власти, накрывая их волной грабежей и жестокости.
В официальных документах фараонов не принято было упоминать что бы то ни было негативное по отношению к царю, его двору или администрации. На подобные вещи лишь осторожно намекали. Поэтому в нашем распоряжении нет не только «исторических» текстов этой смутной поры, но и памятников, частных и царских зданий и других свидетельств цивилизации, которых было так много в предшествующий Мемфисский и в последующий Фиванский периоды. Подобное отсутствие памятников, характерное для всех периодов династической борьбы или нашествий (например, в Гиксосский период или в период между Средним царством и Новой империей), само по себе довольно красноречиво. Если мы не можем опереться на официальные документы, обратимся к литературе. Кризис оказал такое влияние на умы людей, что на протяжении последующих столетий служил предметом для размышлений мудрецов и будоражил воображение рассказчиков. Каждой революции присущи трагические аспекты, но она имеет и курьезную, даже комическую сторону, вполне подходящую для красочного, образного описания. В характерном для Востока стиле абстрактные положения и толкования доктрины переносятся в повседневную жизнь и преподносятся в форме диалогов или притч. Если мы вспомним библейские предания и арабские сказки, то поймем значение и замысел произведений, которые собираемся изучить.
Во-первых, следует отметить некоторые литературные произведения личного характера, отражающие мысли и наблюдения писателя, который беспристрастно и со всей прямотой оценивает происходящее вокруг. Некоторые произведения можно назвать подлинными философскими трактатами, например папирусы, среди которых «Размышления жреца из Гелиополя», «Разговор египтянина со своей Душой», «Наставления мудреца», «Поучения», адресованные царем или визирем своим детям, а также «Песни арфиста». Персонажи царской крови, появляющиеся в этих произведениях, принадлежат к IX династии (Мерикара, Неферхотеп), XI династии (Интеф), XII династии (Аменемхет I), хотя анархия, которую описывают эти произведения, относится скорее к IX и X династиям. Первоначально предания передавались из уст в уста, а в письменном виде их изложили образованные люди Среднего царства, о чем говорят некоторые особенности языка и грамматики. Однако большая часть этих преданий дошла до нас в более поздних списках XVIII династии.
В «Поучениях» (sebaiut), предположительно адресованных царем его сыну Мерикаре, мы видим признаки революции и раскола страны узурпаторами: «Мятежный человек ввергает страну в хаос. Он раскалывает молодые поколения на два лагеря. Страна [Дельта] разрушена азиатами и разделена на участки. То, что прежде было в руках одного [номарха?], ныне разделено между десятью. Жреца заставляют работать на земле, он трудится как несколько [крестьян]. Повсюду солдаты нападают на других людей, как сказано в предсказаниях Предков. Египет сражается в Некрополе».
«
Человек, написавший это, – kheriheb (жрец) Неферреху, рожденный в Гелиополе. Можно представить себе горе гелиопольца при виде беспрецедентных событий, в ходе которых слава и учения города Солнца трагически угасли.
Табличка XVIII династии сохранила для нас «Собрание изречений» другого жреца из Гелиополя по прозвищу Анху. Происходящее в стране так поразило его, что он «подыскивает незнакомые слова, выраженные в новом языке, свободные от повторений обычных формул и отдаленные от преданий, оставленных предками». Впервые, насколько нам известно, предание уже не помогает египетскому мыслителю, который так привык обращаться к нему и следовать ему как образцу. Утраченную поддержку он ищет в своих размышлениях. Он стремится очертить происходящее, сбивающее его с толку, оставив попытки понять его.
«Я сдавил свое сердце, чтобы выжать то, что в нем, отбросив все, что говорилось мне прежде… Я расскажу обо всем, что видел сам… О, если бы я только мог понять то, что не могут постичь другие!.. Если бы я мог рассказать обо всем и сердце мое могло ответить! Я должен поведать то, что гнетет меня, и сбросить со своих плеч этот тягостный груз… Я размышляю о том, что творится вокруг, о событиях, происходящих в стране.
Страна охвачена переменами. Сегодня уже не то, что было год назад… каждый последующий год тяжелее предыдущего. Страна ввергнута в хаос… Справедливости уже нет. Зло царит в зале заседаний совета. Люди восстают против богов и нарушают их законы. Страна погружается в нищету. Повсюду горе и бедствия. Города и провинции стонут. Все люди превратились в преступников. Они поворачиваются спиной ко всему, что когда-то чтили».
Единственным утешением в таком отчаянном положении может служить «беседа со своим сердцем», ибо «храброе сердце во времена бедствий – единственный собеседник своего хозяина». Затем Анху рассуждает
