обрывались. Караульные невольно остановились. Никому из них не хотелось соваться в творившееся за стенами пекло. Внезапно они услышали звон выбитого стекла. Из ближайшего окна выпрыгнул полуголый боец и, припадая на одну ногу, помчался прочь от казармы. Темный провал окна за его спиной огрызнулся короткой очередью. Бегущий солдат всплеснул руками и упал, зарывшись лицом в траву, где уже лежали несколько тел, раскинувшихся в неестественных позах.
– А-а-а!!! – в ужасе закричал разводящий и, вскинув автомат, выпустил в окно половину своего магазина.
Следом за ним открыли огонь караульные. Пули влетали в угрожающе темнеющие окна, кроша последние осколки выбитых стекол, врезались в щитовые стены, дырявили железную крышу. Когда схлынула первая волна охватившей солдат паники, автоматы замолчали, но никто из караульных по- прежнему не решался приблизиться к казарме. Все вопросительно уставились на своего разводящего, но и он не знал, как поступить. В напряженном молчании прошло несколько секунд. Неожиданно солдаты поняли, что больше не слышат ни криков, ни выстрелов. Со стороны темнеющего перед ними здания вообще не доносилось ни звука.
– Может, мы их убили? – неуверенно предположил один из караульных.
Солдаты переглянулись.
– Трое за мной. Остальные прикрывают! – распорядился разводящий и, выставив перед собой автомат, осторожно двинулся к казарме.
Он дошел почти до самой стены, когда услышал хруст битого стекла – внутри кто-то перемещался. Прижавшись к стене, чтобы его невозможно было достать из окон, разводящий прочистил пересохшее от волнения горло и, как ему показалось, грозно крикнул:
– Эй! Вы окружены! Выходите с поднятыми руками! – В действительности его голос дрожал от волнения и страха.
Пугающий хруст оборвался, потом вдруг раздался рядом, всего в каком-нибудь метре за стеной, и из соседнего окна вылетела темная фигура. Сделав в воздухе головокружительный переворот, она приземлилась на землю, распрямилась, и разводящий увидел перед собой своего часового, с которым расстался на пристани менее получаса назад. Часовой совершил молниеносный выпад вперед, и его примкнутый к автомату штык-нож пронзил грудь разводящего. Сзади ударили беспорядочные выстрелы. Стреляли и те караульные, которые пошли к казарме, и те, которые остались их прикрывать. Их злые длинные очереди прошили часового и уже мертвое тело своего разводящего. Последний, как подкошенный, рухнул на землю, а часовой выдернул штык из его груди и успел сделать три длинных прыжка, пока несколько одновременно ударивших в голову пуль не разнесли ему череп…
Капитан первого ранга Добровольский прибыл на место побоища одним из первых. Дежурный по части, сообщивший о перестрелке в солдатской казарме, подбежал с докладом.
– Семнадцать трупов, товарищ каперанг, – приглушенным шепотом сообщил он. Голос дежурного офицера дрожал, как и рука, которую он пытался удержать у съехавшей набок фуражки. – Еще трое раненых. Двое относительно легко, а третий тяжелый. Боюсь, не выживет.
– Вы что, медик?! Где Татаринов?! – сурово спросил Добровольский. То, что на месте ЧП, кроме него, нет никого из командования, а бледный и трясущийся от страха дежурный – единственный из примчавшихся сюда офицеров, только усиливало его негодование.
– Военврач Татаринов повез в Читинский госпиталь курсанта Короткова, – пробормотал дежурный. – Будет только к утру.
– Ну, так вызовите сюда фельдшера, санинструктора, или кто там остался за Татаринова!
Из дверей изрешеченной пулями казармы как раз вышел санитар в перепачканном кровью белом халате. При ближайшем рассмотрении оказалось, что кровь у него не только на халате, а также на руках и на лице. Добровольский брезгливо поморщился. Дежурный по части вовсе отвернулся и закашлялся. Каперанг решил, что он сейчас начнет блевать, и даже сделал шаг в сторону, но офицер сдержал рвотный позыв. Санитар в ответ тяжело вздохнул и виновато развел руками.
– Скончался. Проникающее ранение печени плюс обильная кровопотеря. Ничего нельзя было сделать.
– А у остальных? – требовательно спросил Добровольский.
– Та же картина: сердце, печень, легкие. Все ранения в жизненно важные органы.
– Я про раненых! – выкрикнул Добровольский. Он уже кипел от гнева.
Но крики командира части не произвели никакого впечатления на санитара, который находился уже за гранью эмоционального восприятия.
– А-а, – лениво протянул он, – ничего серьезного. У двоих касательные ранения, видимо, задело рикошетом. У остальных обычные порезы стеклом, синяки да ссадины.
Не спрашивая разрешения, санитар вынул из-под халата мятую пачку «Лайки», липкими от крови пальцами вставил в рот сигарету и закурил. Добровольского передернуло.
– Идите, займитесь своими обязанностями. Вы свободны.
Санитар ушел. Зато вместо него откуда-то появился Захаров. Следом за ним понуро шагал молодой лейтенант. «Наконец-то хоть один явился», – глядя на приближающегося замполита, подумал Добровольский. В другой раз он бы злорадно усмехнулся, но ситуация не располагала к усмешкам.
– Кто бы мог подумать, семнадцать трупов! – начал причитать Захаров.
Но Добровольский перебил его:
– Восемнадцать! Один из раненых умер минуту назад… – Он вдруг вспомнил явившегося вместе с Захаровым лейтенанта. – Это ведь из вашего подразделения набирался личный состав караула?!
– Так точно. – Лейтенант понуро кивнул.
Если бы не стоящий рядом замполит, Добровольский обрушил бы весь свой гнев на виновника произошедшей трагедии.
– Значит, это вы развели у себя дедовщину, приведшую к тому, что солдаты хватаются за оружие и таким вот способом, – каперанг ткнул указательным пальцем в сторону превращенной в кровавую баню казармы, – сводят счеты с обидчиками?!
– Никак нет! – испуганно воскликнул лейтенант. – Мы с этим боремся. Да и… убийца, – с трудом выговорил он, – был второго года службы. Осенью должен был демобилизоваться.
– Так с чего ему было устраивать такое побоище?! – взорвался Добровольский.
Лейтенант втянул голову в плечи.
– Не могу знать, товарищ каперанг.
Захаров осторожно тронул командира части за плечо.
– Я помню этого солдата. Нормальный парень, никаких психических отклонений. К тому же отличник боевой и политической подготовки.
Добровольский вдруг вспомнил слова санитара. «Все ранения в жизненно важные органы».
– Он что у вас, снайпер?
– Да нет, – неуверенно пробормотал лейтенант. – Стрелял, как все. Не хуже и не лучше многих.
Все, что он сказал, относилось уже к прошедшему времени. Потому что за считаные минуты спятивший часовой положил три четверти своего взвода.
Добровольский обвиняюще уставился на взводного и своего замполита.
– Вот какие у вас отличники!
В не меньшей степени обвинение относилось и к Щербаку, так как именно он отвечал за боевую подготовку. Но этот пропойца каким-то чудом умудрился попасть в санчасть как раз накануне того, как все пошло наперекосяк. Добровольский поморщился. Видно, не зря говорят, что дуракам везет. Лежит сейчас себе на больничной коечке и в ус не дует, а командиру за него отдуваться!
Он переглянулся с Захаровым.
– Что в рапорте будем указывать?
Замполит насупился. Понял, гаденыш, чем дело пахнет. Это тебе не на командира кляузы строчить. За такое ЧП придется ответить по полной.
– Сначала неплохо бы обсудить все с Трутневым.
Добровольский задумался. Он не терпел возражений от подчиненных, но на этот раз Захаров был прав на все сто процентов. Прежде чем докладывать о ЧП наверх, следовало заручиться поддержкой
