Список Шилкиных
Действующие лица
БОРИС ШИЛКИН
ЭВА ШИЛКИНА, урожденная Эва Шепальска, его жена
Действие происходит в загородном доме Шилкиных, зимой, в наши дни.
Зала в доме Шилкиных. БОРИС ПЕТРОВИЧ ШИЛКИН, солидный, строгий мужчина, в дорогом спортивном костюме и меховых тапочках, пьет чай и читает газету.
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Генделевич зашатался, определенно зашатался. Зря Пауковский делает вид, что ничего не происходит. Это может повредить… Придется ехать в министерство на той неделе. Следует напоминать о себе, но не следует суетиться. Генделевич суетился – и что выиграл? Только новых врагов.
Входит ЭВА ШИЛКИНА, привлекательная женщина, немного ленивая и манерная в движениях. Она полька и говорит с легким акцентом.
ЭВА. Боричек, ты завтракал?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Да, милая, не стал тебя будить. Что-то мне зябко, барахлит котел, что ли? Скажи, чтоб посмотрели.
ЭВА. Так воскресенье, Боричек, Ольга Николаевна только завтра придет… Как я много спала… Ох, эта ваша полярная зима! Я так и не привыкла за пятнадцать лет…
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Можно подумать, ты из Эфиопии приехала. Или в Польше и зима лучше?
ЭВА. Лучше… она такая мягкая, ласковая…
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Умора вся эта провинциальная Европа. Я вот понимаю, на России можно умом тронуться. Есть от чего. Или там – Америка. Даже Китай. А то – под микроскопом страну не разглядеть, а гонору, а самомнения!
ЭВА. Как это говорится – мал золотник, да дорог. Велика фигура, да дура.
БОРИС ПЕТРОВИЧ. И кто это – дура? Страна, в которой ты благоденствуешь, – дура?
ЭВА. Не мучай меня с утра. Я сказала просто так. Я не хочу спорить, милый. Слушай, этот новый крем, по-моему, дивный… Смотри, как кожа разгладилась!
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Смотри у меня – чтоб без русофобии в моем доме… Ты машину помыла?
ЭВА. Завтра помою…
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Грязнуля… И сережку потеряла мою… знал бы – не дарил… Вот что ты за женщина!
ЭВА. Да, женщина, а ты как думаешь?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Я с тобой разучился думать… Знаешь, кажется, Генделевич зашатался.
ЭВА. Разве твоего департамента это касается?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Впрямую не касается, но есть косвенные обстоятельства. Некоторые гарантии, некоторые договоренности могут повиснуть в воздухе. Хорошего мало… Устал я от кадровой чехарды. Ничего прочного. Хоть бы годик без тревоги пожить, чтоб все сидели на своих местах… без мельтешни без этой. Опять в министерство ехать…
ЭВА. Когда?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. На вторник поеду. В понедельник они там все как собаки некормленые.
ЭВА. Боричек, ты сегодня хотел список составить, на юбилей. Надо уже определиться…
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Хорошо, давай сейчас и напишем. Бери бумажку, пиши.
ЭВА. Вот… Значит, двадцать первого января…
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Это какой день недели?
ЭВА. Четверг.
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Ну, что ты. Какой четверг. Конечно, банкет в субботу, двадцать третьего, значит. Закажем зал в «Русской рыбе» – там прилично кормят. Гостей – человек пятьдесят. Это хорошо: пятьдесят на пятьдесят, на каждый мой год по гостю.
ЭВА. Итак, я пишу: номер один – Борис Петрович Шилкин. Номер два – Эва Шилкина, урожденная Шепальска.
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Еще скажи: графиня Шепальска… У вас же там в Польше через одного – графы.
ЭВА. Через одного – графы, да, это ужасно. Куда лучше, когда через одного – алкоголики. Я шучу, не сердись, Бо-ричек…
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Так, два человека есть.
ЭВА. Номер три – мама?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Зачем мама? Она больная старушка, куда ее тащить? Она и заговариваться стала, после инсульта. Нет, с мамой как-нибудь отдельно… Юбилей – это социальное мероприятие, деловое вообще-то.
ЭВА. Тогда номер три – твой сын Витек?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Ты что? У него сессия будет в разгаре. Пусть сидит в Москве, к чему это его дергать? Учится он хреново, нечего ему расслабляться. Сдаст сессию, приедет, тогда и отпразднуем.
ЭВА. Мамы не будет, сына не будет, а брат твой, Павел?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Что-о? Павел? Ты что – забыла? Я с ним второй год не разговариваю. Тоже мне, учитель жизни, народный трибун! Учить меня вздумал, как мне жить. Я ему враг, чиновник, крапивное семя, казнокрад. Он скоро мне джихад объявит, священную войну. Чтоб духу его не было на моем юбилее.
ЭВА. Надо было тогда одолжить ему, на ремонт, помнишь, он тогда и озлился… А человек он очень хороший, Боричек.
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Ну, не было у меня свободных денег, я сказал – через полгода одолжу… И вот знаешь, родственникам одалживать – хуже нет. Потом ни денег, ни родственников.
ЭВА. А Таню позовем?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Какую Таню?
ЭВА. Езус Мария, твою первую жену, маму Витека…
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Что еще за тени забытых предков? Я ее лет… лет пять в глаза не видел.
ЭВА. Но ты с ней двенадцать лет жил!
БОРИС ПЕТРОВИЧ
ЭВА. Хорошее надгробное слово примерного мужа… Скоро ты и обо мне так скажешь: ну и что?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Я не понял – ты меня у Таньки отбила и хочешь ее теперь на банкет пригласить? Похвастаться, что ли? Покрасоваться?
ЭВА. Нет, мне как раз было бы тяжело ее видеть, и мне нечем хвастаться. Я просто думала, что на свое пятидесятилетие правильно звать родных, близких, тех, с кем прожил свою жизнь… Я бы так сделала. Но это твой банкет, я слушаю и повинуюсь. Кого мне писать дальше?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Так. Сам не приедет, мне он не по чину. Да он меня и не особо любит, ты знаешь. А вот Николай Сергеевич – это реально. Пиши: Ховрин с женой – хотя эта жена, господи, дура, набитая опилками, ну, тут ничего не поделаешь. Жен мы брали пятнадцать-двадцать лет назад, и не всем так повезло, как мне.
ЭВА. Правда, Боричек, правда, с этим я согласна…
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Потом: ну, верхушку департамента пиши всю. Кулько, Магазеев, Аюпов, Нигматуллин, Руммель, Эйделькинд, Четырская – Четырская одна, без мужа, – потом Петров и Карманников.
ЭВА. Ты же Петрова не переносишь…
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Поэтому и зову.
ЭВА. Не понимаю… На свой день рождения – зачем звать неприятных людей?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. А что ты вообще понимаешь? Ты – асоциальный элемент. Живешь всю жизнь на моей шее, как у Христа за пазухой.
ЭВА. Не такой уж я асоциальный элемент… Я пытаюсь… В этом году три книги перевела… Не слишком тут много работы для меня, Боричек…
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Да я что, я доволен. Сиди дома, я согласен. Нужды нет никакой тебе работать, графиня Шепальска.
ЭВА. Олега Викторовича пишем?
БОРИС ПЕТРОВИЧ. Да, обязательно. Он меня, слава богу, с того света вытащил. Гениальный врач,