– Какой-то белый в старом костюме. Сказал, занимается страхованием жизни.
Миссис Трухильо недолюбливала белых.
– Он не пытался вам что-нибудь всучить?
– Меня на мякине не проведешь, но он поднялся наверх, надеясь найти кого-нибудь поглупее и ограбить.
Меня тоже не интересовал страховой агент.
– Значит, такие вот дела?
– Думаю, что да. Белый полицейский осмотрел черный ход. Он сказал, дверь была взломана, и, похоже, не так давно.
Я поблагодарил ее и попрощался. Наверное, у меня был мрачный вид, потому что она сказала мне вслед:
– Будьте осторожны, мистер Роулинз. Береженого Бог бережет.
– Вы так думаете?
– Только Бог может взять жизнь.
Я подавил желание расхохотаться, я чувствовал себя как волк, посаженный в клетку.
Мне все еще казалось, что я не чист, когда добрался домой, и долго стоял под душем. Мне хотелось быть чистым, безупречно чистым. Я поставил стул рядом с ванной и положил на него револьвер. Дверь оставил открытой и не погасил света. В случае чего я замечу тени.
Я позвонил Дюпре, но оказалось, что Крыса ушел играть с Ламарком.
У меня был шанс остаться в Лос-Анджелесе. Стоило только умело использовать секретные бумаги.
Я надел темную рабочую куртку, зарядил водяной пистолет аммиаком, свернул брезент, который использовал, когда что-нибудь красил, и купил три бифштекса в ближайшем магазине. Затем отправился на автомобильное кладбище в Верноне. Ночью вход был закрыт, я набросил брезент на колючую проволоку и перелез через нее. У меня не было времени проделать все это днем.
Груды автомобилей разделяли широкие проходы. Я преодолел три таких прохода, прежде чем меня учуяли собаки: чудовище, похожее на боксера, и овчарка. Боксер рычал и мчался ко мне со всех ног, овчарка старалась не отставать. Я плеснул им аммиак прямо в морды. Собака скорее отгрызет себе хвост, лишь бы не хлебнуть аммиака. Бумаги были там, где сказал Андре. Они лежали в кожаной папке с 'молнией' позади сиденья допотопного грузовика. Я сунул их под мышку, думая о том, как Хаим додумался спрятать их здесь. Я даже не попрощался со своим другом.
Когда я добрался до изгороди, собаки – их собралась целая свора – снова приготовились броситься на меня.
Боксер оскалил зубы и зарычал, но был осторожнее и держался позади других псов. Я достал водяной пистолет и брызнул в морду ближайшей собаке, породу которой установить было невозможно.
Она поспешила убраться от меня подальше. Так же я избавился и от остальных. Вся операция стоила мне царапины, которую я получил, открывая дверь старого 'доджа'. Бифштексы я бросил на землю возле изгороди. Собаки не стали на меня лаять, привлекая нежелательное внимание, они были слишком заняты, пожирая мясо.
Еще перед дверью я услышал то и дело повторявшиеся вопли: 'Нет, нет, хватит!'
Я постучал. Когда Этта открыла, вопли все еще продолжались. На кушетке боролись Крыса и Ламарк. Ламарк оседлал отца и делал вид, будто бьет его по голове. Крыса втянул голову в плечи и притворялся, что ему больно, издавая звуки, похожие на крысиный писк.
Этта приложила руку к моей груди, тепло разлилось по всему телу.
– Спасибо тебе, милый. Реймонд опомнился ради сына.
– Этта, ты любишь меня? – прошептал я.
– Да, Изи, люблю, – прошептала она в ответ.
Мне хотелось попросить ее уехать со мной в Мексику, но не при Крысе же!
– Изи! – закричал Крыса из комнаты.
– Привет, дядя Изи, – сказал Ламарк.
Я задумался, поедет ли Ламарк с Эттой и со мной в Мексику или же она оставит его у сестры. В его возрасте дети легко усваивают чужой язык.
– Привет, ребята, – сказал я. – Реймонд...
– Да, Изи?
– ...мне нужна твоя помощь.
Ламарк перевел взгляд на круглый обеденный столик. На нем лежал длинноствольный пистолет 41-го калибра. Он выглядел здесь неуместным, но я понял, Крыса снял его нарочно перед тем, как они начали возню.
– Я приготовлю чай, – сказала Этта.
Артиллерия Крысы, казалось, не беспокоила ее. Вытирая стол, она просто передвигала пистолет с места на место.
– Нет, душенька, – сказал я. – У нас с Реймондом есть дело. Нам придется уйти.
И мы вышли.
