подчеркнул он. — любовник наверняка с ней кое-какими подробностями делится. Главное, на крючок её зацепить, а там видно будет.
Вадим скептически поджал губы. Ну что толку убеждать шефа, что все это бесполезно? Не поймет. Не так воспитан. Чего боится? Он бы на его месте сгреб Пашину. Потом звоночек Большакову выдал: или, или… Тот ему не то что Беглова, себя самого с потрохами сдал бы. Но ведь не объяснишь… Простыми беседами Лидочку не ухватить.
— Понял, нагряну к Пашиной, поговорю.
Оба молчали. Каждый продолжал думать о своем.
Большакову вдруг пришла в голову веселенькая мыслишка насчет Лидочки. В его глазах появилось хищное выражение. А ещё он подумал о том, что схлестнулись-таки пути-дорожки его и Карлина. Сейчас он может взять реванш.
Когда Вячеславу Анатольевичу чуть голову не проломили, Вадим подумал: ну, все, его взяла, ан, нет. Выкарабкался Карлин, живуч оказался.
Это он, Вадим, чуть на тот свет его не отправил. Жене анонимку послал, расписал все в подробностях. Верно её просчитал, взорвалась баба. Наняла мужика. Да осечка вышла. Профессионала надо было найти, а не шпану. Ничего, он, Большаков, сейчас не оплошает. За самое больное место куснет.
Про анонимку Мастинский не знает. Такими делами не хвастаются. Вадим не дурак ему все докладывать. Этому дельцу только палец в рот положи, вмиг руку по локоть отхватит. Не заметишь, как окрутит, с какой стороны подлезет. Он мастер на такие дела. Вадим про него немало знает. Они нужны друг другу, как воздух. А лишнего на себя зачем наговаривать?..
Мастинский думал о другом. Он знал, какая сволочь этот Вадим, но пока он ему был нужен. Расправиться с зарвавшимся чиновником всегда успеет.
Борис Ефимович в отличие от Большакова, который ненавидел Карлина лично, против Беглова ничего не имел. Он желал вытеснить его из богатейшего региона и самому втиснуться в рынок. Сила, считал Мастинский, была на его стороне.
Недавно появилась ещё одна возможность зацепить Артема. Но пока эта ниточка была слишком тонкой.
Глава 10
Валерия блистала. Она никогда не отказывалась принимать участие в благотворительных концертах.
Она пела, вкладывая душу, словно хотела сейчас, здесь, искупить свою вину перед погибшими. Наталья Дробышева и Валентина Максимова снились ей почти каждую ночь. Она просыпалась в поту и долго лежала с открытыми глазами, думая над тем, что случилось. На месте Максимовой могла быть она. Лера это чувствовала почти физически.
Странное дело, её опять никуда не вызывали: ни в прокуратуру, ни в милицию. Это настораживало, лишало покоя.
— Не переживай, понадобишься, каждый день будут тягать, — успокаивала её всезнающая Лена Калинина, которой по роду своей деятельности несколько раз приходилось принимать участие в судебных процессах.
Лена была уверена, что смерть Дробышевой — результат бурной личной жизни. Она ревниво относилась к дружбе Стрелецкой и Натальи и слышать не хотела о предположениях Валерии. Имея даже половину того количества любовников, что предписывала Дробышевой молва, можно только удивляться, что этого не случилось раньше. Бесконечные скандалы, чудовищные пьянки… Только Лерка видела в поп- звезде, изрядно, кстати, уже поношенной, человеческие черты.
— Ты рассуждаешь, как самый обыкновенный обыватель, — обижалась Стрелецкая.
Калинина пожимала плечами: нравится человеку заблуждаться, пожалуйста, только она-то здесь при чем? О покойниках плохо не говорят, и она просто отмалчивалась. После ужасной гибели Максимовой Лена заколебалась. Смерть актрисы не вписывалась в схему.
Артем, обещавший разобраться в ситуации, молчал. Лера ни о чем его не спрашивала.
С тех пор, как она познакомилась с Григорием Иртемьевым, что-то изменилось в её жизни.
Они встречались очень часто. Поэт присутствовал на каждой репетиции. Он не ухаживал за ней, не говорил комплиментов, которые так любит каждая женщина. Он просто смотрел на нее, и очень часто, когда не успевал отвести глаза, она видела в его взгляде странное выражение, которое не могла объяснить. Ей просто не понятно почему становилось хорошо.
— Лерка, зачем ты кокетничаешь с ним? — ругала её Калинина.
— Я не кокетничаю, — отрицала Стрелецкая.
— Вот уж передо мной-то не крути, не надо. У меня нюх, как у собаки.
— Да ну тебя…
— Не да ну, — не отставала журналистка. — А как же Артем?
— С Артемом все нормально.
— Вот как? — Елена поднимала брови вверх. — Он перестал приезжать на твои репетиции.
— Ну и что? Он и прежде не бывал здесь завсегдатаем. Это ничего не значит. Мы очень часто подолгу не виделись и раньше.
— Помнится, ты любила говорить, что относишься к людям так, как они относятся к тебе. Что изменилось?
— Ничего. — Лера кусала губы. — Я тебя не понимаю, ты всегда недолюбливала Артема, намекая на то, чем он занимается.
— А я и сейчас от своих слов не отказываюсь, — подтвердила Елена.
— Только вот что я хочу тебе сказать. Если бы все наши политики были такими, как твой Беглов, порядку было бы больше…
— Это что-то новенькое, — пробормотала Стрелецкая.
Она не хотела разговаривать на эту тему. При чем здесь Артем и Григорий? Она рассердилась на подругу.
Лена тоже обиделась. Какого чрта?! Ведь знает, что правду говорят, а сама…
— Ты что, влюбилась? — наконец прямо в лоб рубанула Калинина.
— О чем ты говоришь? — взвилась Лера. — Мне интересно с человеком, понимаешь, интересно просто общаться. Между прочим, с Кузей мы проводим вместе не меньше времени, почему-то никому не приходит в голову предположить…
— Перестань, — поморщилась Елена. — Кузя — музыкант, руководитель группы, автор песен.
— Григорий тоже автор, — гнула свое Лера.
— Ну, ну…
— Что ты имеешь против Иртемьева? Он прекрасный человек, умный, добрый, серьезный.
— Да я же не спорю, Лерочка. Вот то-то и оно, что серьезный. Ты осложнишь ему жизнь, и себе, кстати, тоже. Он — живой человек. Подумай об этом.
Но Лера не хотела ни о чем думать. Такой легкости, которая появилась у неё сейчас, никогда не испытывала. Она любила Артема, она привыкла к его присутствию в своей жизни. С ним впервые почувствовала себя женщиной. Женщиной, которую любят. Артем был намного старше Стрелецкой, с ним было надежно. Она чувствовала себя девчонкой, которая может покапризничать.
С Иртемьевым — все по-другому. И дело вовсе не в том, что они почти ровесники: ей — тридцать, ему — тридцать пять. Они с первой встречи потянулись друг к другу.
Лера помнила предостережение подруги, но ничего не могла поделась с собой. Григорий Иртемьев с каждым разом все сильнее завладевал её мыслями. Это было восхитительное ощущение, и она боялась сама себе признаться в том, насколько все серьезно.
С огорчением Валерия заметила, что её дочь Даша, вежливая, ласковая девочка, дичится Иртемьева. Она признавала возле матери лишь одного человека — Артема Семеновича Беглова.
