колени Моро, он подгонял друга яростными жестами, пока тот рылся по карманам в поисках трубки.
— Нубель, oui? — Нога его ударила по тормозам, так что Моро швырнуло вперед. — Putain![114] Господи, почему только сейчас сообщаете? Там кто-нибудь есть? — Он выслушал ответ. — Когда началось?
Связь была ненадежной, даже Моро слышал треск в трубке.
— Нет, нет, оставайтесь там! Держите меня в курсе.
Нубель кинул телефон на приборную доску, включил сирену и мигалку.
— Ферма горит, — сказал он, вдавливая педаль газа.
— Поджог?
— Там до ближайшего соседа полкилометра. Тот уверяет, что слышал два взрыва, потом увидел зарево и вызвал пожарных. Но пока они прибыли, все уже пылало.
— Внутри кто-то был? — с беспокойством спросил Моро.
— Они не знают, — последовал мрачный ответ.
Шелаг приходила в себя урывками.
Она не представляла, сколько времени прошло с ухода мужчин. Одно за другим отказывали все чувства. Она больше не воспринимала того, что ее окружает. Казалось, тело невесомо парит в пустоте. Она не чувствовала ни жары, ни холода, ни острых камней под собой. Мир свернулся коконом вокруг нее. Она была в безопасности. Свободна.
И не одна.
Перед глазами вставали лица, люди из прошлого и настоящего, шествие молчаливых образов.
Свет снова начал разрастаться. Где-то на краю зрения возник яркий белый луч. По стенам и неровному потолку пещеры заплясали тени. Цвета и формы сменялись перед глазами, как в калейдоскопе.
Кажется, она видела мужчину. Старика. Почувствовала на лбу его сухую прохладную руку, обтянутую тонкой, как бумага, кожей. Голос сказал ей, что все будет хорошо. Что ей больше ничего не грозит.
Теперь Шелаг различила и другие голоса, шептавшиеся у нее в голове, утешавшие, успокаивавшие, ласкавшие ее.
Она ощутила за плечами черные крылья, уносившие ее нежно, как ребенка. Зовущие домой.
А потом новый голос:
— Повернитесь.
Уилл уже понял, что рев, раздававшийся у него в ушах, — всего лишь гул собственной, густой и тяжелой крови. И еще в голове снова и снова отдавался грохот выстрелов.
Он проглотил слюну и попытался выровнять дыхание. Его тошнило от острого запаха обшивки, забившего и рот, и нос.
Сколько же было выстрелов? Два? Три?
Оба его охранника вышли. Уилл слышал, как они говорят, спорят с кем-то — наверно, с Франсуа-Батистом. Медленно, стараясь не привлекать внимания, он приподнялся, опираясь на спинку заднего сиденья машины. В свете фар он увидел Франсуа-Батиста, стоявшего над мертвым телом Оти. Руки у него повисли вдоль тела, в правой был зажат пистолет. На капот и дверцу машины Оти кто-то словно выплеснул жестянку красной краски. Кровь, волосы и осколки кости. Все, что осталось от черепа Оти.
Тошнота подкатила к горлу. Уилл снова сглотнул, но не позволил себе отвернуться. Франсуа-Батист сделал движение, будто хотел склониться над убитым, но вдруг резко выпрямился и отвернулся. Многократные инъекции наркотика убили чувствительность, но Уилл все же чувствовал, как онемели у него руки и ноги. Он привалился к кожаной спинке, благодаря судьбу, что его, по крайней мере, не запихнули на этот раз в тесный ящик багажника.
Дверца за его головой распахнулась, и знакомые потные руки вцепились в плечи и шею, стянули с сиденья и бросили наземь у колеса.
Ночной воздух холодил лицо и голые ноги. Они напялили на него какую-то длинную и свободную, хоть и перетянутую на поясе, хламиду. Он чувствовал себя в ней словно голым: стыдно и неуютно. И страшно.
Отсюда ему видно было распростертое на щебенке тело Оти. Рядом с ним, за передним колесом машины, подмигивал крошечный красный огонек.
— Portez-le jusqu'a Ja grotte, — снова услышал он голос Франсуа-Батиста. — Vous nous attendez dehors. En face de l'ouverture. — Тот помолчал. — Il estdix-heures moins cinq maintenant. Nous allons rentrer dans quarante, peut-etre cinquante minutes.[115]
Скоро десять… Когда мужские руки подхватили его под мышки, Уилл бессильно свесил голову назад. Чувствуя, как его тащат вверх к пещере, он гадал, будет ли жив к одиннадцати.
— Повернитесь, — повторила Мари-Сесиль.
«Резкий высокомерный голос», — подумал Одрик. Он еще раз погладил Шелаг по голове и неторопливо выпрямился в полный рост. Облегчение, которое он испытал, увидев ее живой, оказалось недолгим. Она была совсем плоха, и Одрик боялся, что женщина не протянет долго, если немедленно не оказать ей медицинскую помощь.
— Фонарь оставьте, — продолжала Мари-Сесиль, — а сами встаньте так, чтобы я вас видела.
Он медленно повернулся и вышел из-за алтаря.
В одной руке у нее был масляный светильник, в другой — пистолет. Первое, что пришло ему в голову: как они похожи. Те же зеленые глаза, черные волосы, завивающиеся локонами вокруг красивого худощавого лица. В золотом ожерелье и диадеме, в белом одеянии, украшенном амулетами, она казалась египетской принцессой.
— Вы здесь одна, сударыня?
— Я не считаю нужным, чтобы меня сопровождали везде и всюду, месье, и кроме того…
Он показал глазами на пистолет.
— Вы считаете, что со мной не будет хлопот? — Он кивнул. — Я ведь очень стар,
Тень улыбки скользнула по ее губам.
— Власть — это тайна.
— Человек, который внушил вам это, мертв, сударыня.
Боль вспыхнула в ее глазах.
— Вы знали моего деда?
— Знал о нем, — ответил он.
— Он хорошо учил меня. Никому не доверять. Никому не верить.
— Одинокая получается жизнь, сударыня.
— Не нахожу.
Она двинулась по кругу, обходя его, как хищник — жертву, пока не оказалась спиной к алтарю. Он стоял почти посреди зала, у самого углубления в земле.
«Могила», — подумалось ему. Могила, в которой нашли тела.
— Где она? — требовательно проговорила Мари-Сесиль.
Он не ответил на вопрос.
— Вы очень похожи на деда. Характером, чертами лица, упорством. И, подобно ему, вы заблуждаетесь.
Она гневно вспыхнула:
— Мой дед был великим человеком. Он чтил Грааль. Он посвятил жизнь поискам «Книги Слов», чтобы лучше понять.
— Понять, сударыня? Или использовать?
— Вы ничего о нем не знаете!
— О нет, знаю, — тихо ответил он. — Люди не так уж изменились.
Помолчав, Одрик заговорил еще тише:
— И он был так близко, верно? Всего несколько километров к западу, и пещеру нашел бы он. А не вы.
— Теперь это уже безразлично! — яростно крикнула женщина. — Она наша.
— Грааль не принадлежит никому. Им нельзя владеть, его нельзя использовать, им нельзя торговать.
Одрик помедлил и в свете масляной лампы взглянул ей прямо в глаза.
— Он бы не спас его, — сказал он.
И услышал, как она втянула в себя воздух.
— Эликсир исцеляет и продлевает жизнь. Он остался бы жить.
— Он не спас бы его от болезни, которая соскребает мясо с костей, сударыня, так же как не даст вам того, чего желаете вы. — И, помолчав: — Грааль не придет к вам.
Она шагнула к нему:
— Вы на это надеетесь, Бальярд, но вы не уверены. При всех ваших познаниях, после всех поисков, вы не знаете наверняка.
— Вы ошибаетесь.
— Вот ваш шанс, Бальярд. После стольких лет, когда вы писали, изучали, гадали! Вы, как и я, посвятили этому жизнь. Вы так же хотите увидеть это, как я.
— А если я откажусь вам помогать?
Она жестко рассмеялась.
— Право, нужно ли спрашивать? Мой сын вас убьет, и вы это знаете. Как он это делает — и сколько это длится, — вы узнаете сами.
Несмотря на принятые предосторожности, по спине у него пробежал холодок. Если Элис ждет на месте, как обещала, беспокоиться не о чем. Она в безопасности. Она и оглянуться не успеет, как все кончится.
Воспоминания об Элэйс — и о Бертране — непрошено ворвались в душу.
Их независимость, вечное нежелание подчиняться приказам, безрассудная отвага.
А если и Элис той же закалки?
— Все готово, — говорила она. — «Книга Бальзамов» и «Книга Чисел» здесь. Так что если вы отдадите мне кольцо и скажете, где спрятана «Книга Слов»…
Одрик заставил себя забыть об Элис и сосредоточиться на Мари-Сесиль.
— Почему вы думаете, что она до сих пор здесь?
