— Вчера утром граф Оксерский предложил виконту встретиться с графом Неверским в присутствии аббата. Виконт взял с собой всего несколько человек, и среди них — твою сестру. Что было потом, никто не знает, госпожа Элэйс. То ли виконт сам им сдался, чтобы купить нам свободу, то ли его заманили в ловушку.
— Никто не вернулся, — добавил Понс.
— Так или иначе, сражения не будет, — тихо продолжал Гастон. — Гарнизон сложил оружие. Французы уже заняли главные ворота и башни.
— Как! — Элэйс недоверчиво переводила взгляд с лица на лицо. — На каких условиях сдались?
— Что всем горожанам, будь то катары, католики или евреи, позволено будет выйти из города, без опасения за свою жизнь, но с собой унести только ту одежду, которая на себе.
— Но допросов не будет? И костров?
— Кажется, нет. Все население изгоняют, но не трогают.
Элэйс упала на скамью. Ее не держали ноги.
— А дама Агнесс?
— Ей и маленькому наследнику предоставят возможность отправиться во владения графа Фуа, при условии, что она отречется от всех прав от своего имени и от имени сына. — Гастон прокашлялся. — Мне очень жаль, что ты потеряла сестру и мужа, госпожа…
— Кто-нибудь знает, что сталось с нашими?
Понс покачал головой.
— Ты думаешь, ловушка? — яростно спросила она.
— Откуда нам знать, госпожа. Вот начнется исход, тогда и увидим, как французы держат слово.
— Все должны выйти через одни ворота — Порте д'Од в западной стене по сигналу вечернего колокола.
— Значит, все кончено, — прошептала Элэйс. — Город сдали.
«Пожалуй, к лучшему, что отец не увидел виконта в руках французов».
Эсклармонда поправляется с каждым днем, но все еще очень слаба. Если ты еще не исчерпал свою доброту, могу ли я просить тебя проводить ее из города? — Она помолчала. — Я не смею объяснить причины, но и для тебя, и для Эсклармонды будет лучше, чтобы мы вышли порознь.
Гастон кивнул.
— Ты опасаешься, что те, кто изуродовал ее, захотят закончить дело?
Элэйс с изумлением взглянула на него.
— И это тоже, — признала она.
— Мы будем рады помочь тебе, госпожа. — Он смутился. — Твой отец… он был правильный человек.
Она кивнула:
— Был…
Когда лучи умирающего заката окрасили стены Шато Комталь яростным багрянцем, двор, переходы и покои замка опустели. Всюду стояла тишина.
А у ворот Од сбились в кучу испуганные недоумевающие горожане. Каждый старался не потерять из виду любимые лица, не отбиться от своих, и каждый отворачивался от презрительных взглядов французских солдат, обращавшихся с горожанами, как со скотиной. Французы не выпускали мечей из рук, словно ждали только предлога пустить их в ход.
Элэйс надеялась, что узнать ее невозможно. Она шаркала ногами, обутыми в слишком большие для нее мужские сапоги, и старалась держаться за спиной шедшего впереди мужчины. Грудь она туго перевязала, чтобы скрыть ее выпуклость и чтобы надежнее скрыть за пазухой книги и пергамент. В штанах, рубахе и неописуемой соломенной шляпе она ничем не отличалась от городских мальчишек. За щеки Элэйс, чтобы изменить лицо, набила камушки, а волосы обрезала и натерла грязью, так что они стали почти черными.
Череда людей медленно втягивалась в ворота. Элэйс не поднимала глаз, боясь случайно столкнуться взглядом со знакомым, который мог бы ее выдать. У самых ворот людей выстраивали по одному. Четверо крестоносцев с тупыми, презрительными рожами останавливали каждого и заставляли раздеться, проверяя, не спрятал ли человек на себе чего-нибудь ценного. Элэйс видела, как они остановили носилки с Эсклармондой. Гастон, прижимая ко рту платок, объяснял, что его мать очень больна. Солдат откинул занавеску и резко отшатнулся. Элэйс спрятала улыбку. Не зря они набили свиной пузырь тухлым мясом и намотали ей на ноги грязные окровавленные тряпки. Стражник махнул им рукой:
— Убирайтесь!
Сажье пропустил вперед несколько семей. Он шел с семейством Коза, в котором было шестеро детей, похожих на него. Он тоже натер волосы грязью, чтобы сделать их темнее. Цвета глаз скрыть было нельзя, но ему строго-настрого наказали не поднимать их, пока возможно.
Очередь продвинулась еще на одного.
«Мой черед».
Они договорились, что Элэйс притворится непонимающей, если при ней заговорят.
— Toi! Paysan! Qu'est-ce que tu porte la?[105]
Элэйс низко склонила голову, поборола искушение прижать руку к повязке на груди.
— Eh, toi![106]
В воздухе мелькнуло древко пики, и Элэйс подобралась, но удар предназначался не ей. Он сбил наземь шедшую впереди девочку. Та забарахталась в пыли, прижимая к себе шляпу.
— Canhot.
— Что она бормочет? — выругался стражник. — Ничего не понимаю.
— Chien. Щенок у нее.
Никто не успел опомниться — солдат выхватил собачонку у нее из рук и проткнул пикой. Кровь брызнула девочке на платье.
— Allez! Vite![107]
Девочка обмерла и не могла шевельнуться. Элэйс подняла ее на ноги и протолкнула сквозь ворота, поборов искушение оглянуться на Сажье.
«Вот они».
На холме против ворот собрались французские бароны. Не предводители, ожидавшие конца исхода, чтобы въехать с победой в опустевший город, а шевалье, носящие цвета Бургундии, Невера и Шартра.
В конце ряда французов, ближе всех к тропе, сидел на сером жеребце высокий худой воин. Южное солнце не тронуло его белой, как молоко, кожи. Рядом с ним Элэйс увидела Франсуа. Чуть дальше мелькнуло знакомое красное платье Орианы.
Гильома не было.
«Иди, не поднимай глаз».
Она была уже так близко, что чувствовала запах кожи от седла и сбруи лошади бледного рыцаря. Ей казалось, что взгляд Орианы прожигает ее насквозь.
Старик с полными боли и горя глазами уцепился за ее локоть. Ему нужна была поддержка на крутом склоне. Элэйс подставила ему плечо. Повезло. Теперь каждый принял бы их за деда и внука, и она неузнанной прошла под взглядом Орианы.
Казалось, тропе не будет конца. Спустя целую вечность они выбрались к краю болот за холмом. Здесь тянулась лесистая полоска. Элэйс передала старика с рук на руки его сыну и невестке, а сама отделилась от толпы и нырнула за деревья.
Спрятавшись от взглядов, Элэйс первым делом выплюнула изо рта камешки, которые натерли ей щеки изнутри. Потерла подбородок, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Сняла шляпу и пальцами расчесала свалявшиеся волосы. На ощупь они были как сырая солома и больно кололи шею.
Крики у ворот заставили ее обернуться.
«Нет, пожалуйста, только не его!»
Один из солдат ухватил за шиворот Сажье. Мальчик отбивался ногами, пытаясь вырваться. Руки у него были чем-то заняты. Маленькая коробочка…
Сердце у нее вырывалось из груди. Вернуться было слишком опасно. Элэйс ничем не могла помочь мальчику. Тетушка Коса заспорила было с солдатом, но тот отпустил ей такую затрещину, что женщина растянулась на земле. Сажье воспользовался заминкой, вывернулся из рук солдата и бросился вниз по склону.
Элэйс не дышала. Мгновение ей казалось, что все обойдется. Солдат равнодушно отвернулся от мальчишки. Но тут же послышался крик женщины. Ориана указывала на Сажье и громко требовала, чтобы солдаты поймали беглеца.
«Она его узнала».
Ей нужнее всего Элэйс, но как замена годится и Сажье.
На холме возникла суматоха. Два солдата устремились за мальчишкой, но тот был проворнее и не спотыкался на знакомой до камушка земле. Отягощенным оружием взрослым мужчинам не угнаться было за одиннадцатилеткой. Элэйс беззвучно торопила мальчика, через канавы бежавшего к лесу.
Поняв, что упускает добычу, Ориана послала в погоню Франсуа. Его конь прогрохотал копытами по тропе, спотыкаясь и оскальзываясь на сухой земле, но быстро сокращая расстояние. Он почти настиг мальчика, когда Сажье метнулся в густые кусты.
Элэйс поняла, что Сажье бежит к болотистому берегу Од. Там в реку впадало несколько ручьев, и земля зеленела, как весенняя поляна, но под травой скрывалась смертельная топь. Местные туда не ходили.
Она высунулась из-за дерева, чтобы лучше видеть. Франсуа то ли не понял, что задумал Сажье, то ли не решился остановиться. Он пришпорил лошадь.
«Догонит…»
Сажье споткнулся, но удержался на ногах и помчался дальше, виляя между кустами, уводя преследователя в заросли черничника и чертополоха.
Внезапно у Франсуа вырвался сердитый вскрик, который тут же сменился испуганным воплем. Задние ноги лошади увязли в топкой грязи. Животное забилось, но каждый рывок только погружал его глубже в предательскую трясину.
Франсуа выскочил из седла, надеясь добраться до твердой земли, но и его тело погружалось все глубже. На мгновенье показались кончики его пальцев — и скрылись.
Стало тихо. Кажется, умолкли даже птицы. Трепеща за судьбу Сажье, она шагнула вперед — и тут же увидела мальчика. Лицо его было пепельно-серым, нижняя губа дрожала, но он так и не выпустил из рук деревянного ящичка.
— Я завел его в болото, — сказал он.
Элэйс взяла его за плечи.
— Я видела. Молодец.
— Он тоже был предателем?
Она кивнула.
