нарезанную свежую капусту с соусом и свежеиспечённую, в кожуре, картошку.
— Вы где взяли это лакомство? — удивился папа. — Сами испекли на костре?
— Не хвалите нас так! — засмеялся Алькин отец. — Всё это было на тележке, на подносе, в центре зала; голодные курортники налетели, как саранча, вмиг расхватали. Мы взяли на всякий случай с небольшим запасцем, пожалуйста, угощайтесь… Кстати, пора и познакомиться…
Алькин отец назвал себя — его звали Виктор Михайлович, — имена своих родных, и они один за другим кивали и улыбались. Все, кроме Алькиной сестры Таи. Она почему-то волчонком посматривала на своих родичей и на Васю с мамой и папой. И Вася тут же вспомнил Алькины слова в такси, что она вреднющая.
Вася с пристальным интересом разглядывал соседей — рыхлую бабку с толстым, морщинисто- властным лицом и тихонького, узколицего, с усталыми, очень мягкими глазами, совершенно лысого и носатого дедушку — ага, отец Виктора Михайловича! — упитанного краснощёкого Ромку.
Виктор Михайлович был в ослепительно белой рубашке с маленькими черными лилиями и оставался всё таким же спортивно подтянутым, бодрым, оживлённым и симпатичным. Но больше всех бросалась в глаза Вера Аркадьевна, Алькина мать, ещё довольно молодая, красивая, тёмноволосая, с гладкой причёской, с золотыми серьгами в виде больших лёгких колец и с крупным обручальным кольцом на безымянном пальце правой руки, вся она празднично сверкала и вспыхивала в лучах солнца!
Васин папа представил своих:
— Меня зовут Саша, жену — Валя, а наше общее дитя — Васька.
Все за столом засмеялись, и Виктор Михайлович предложил взрослым выпить по глотку из пузатой бутылки с пятью золотыми звёздочками на этикетке. Немного налил в стаканы. Все привстали и со смехом, улыбками и шутками чокнулись и выпили за знакомство, дружбу и тёплое море.
Вдруг Вера Аркадьевна заметила на маминой руке серебристый перстень с полосатым агатом.
— Какая прелесть! Можно посмотреть? — Её голос был, как и она сама, красивый, беззаботный, певучий.
Мама положила на стол тонкую руку, и Вера Аркадьевна протянула к ней свою — округлую, загорелую, обнажённую до плеча, и Вася увидел не только гранёное обручальное кольцо на её пальце, но и другие золотые колечки с разными камешками.
— Где вы такой купили, Валечка?
— Сама нашла, и мне его оправили в мельхиор.
— Чудо! Наверно, долго пришлось искать?
— Долго, — призналась мама, — редкий камень потому и редкий, что…
— Ах, ну конечно, я вас отлично понимаю! Скажите, а купить уже готовые кольца с такими камнями здесь можно?
— Сколько хотите! Здесь их в огромном количестве продают местные и приезжие торговцы. Только будьте осторожны: легко наткнуться на подделку.
Официантка Шура, родная сестра тёти Груни, Макаркиной матери, и тёти Паши из тира, принесла на большущем, как боевой щит, подносе тарелки с борщом, поставила перед каждым, погладила мягкой рукой светлые Васины волосы — она любила Васю, — ушла с улыбкой, и все принялись есть.
Если быть совсем точным, принялись есть не все. Вася медленно погрузил в борщ ложку и стал бесшумно передвигать её по дну, вылавливая и отпуская узкие кусочки свёклы, зелёного лука и оранжевые кружки моркови. Ему сейчас совершенно не хотелось есть.
Вася искоса, с некоторым удивлением посматривал, как, пригнувшись к тарелке, Алька быстро отправляет в рот ложку за ложкой, как не на много отстают от него Виктор Михайлович с Верой Аркадьевной и Ромкой, как степенно, со стариковским достоинством ест лысый, печально молчаливый дедушка и шумно хлебает грузная бабка, недовольным, высокомерно тяжёлым лицом похожая на Ромку. А Васе не хотелось есть… Человек не обязан в назначенное время в огромных количествах совать в рот то, что ему предложат. Так ведь? Так. Малоежка он, и всё. Васе было не по себе: как бы мама при всех не стала упрашивать его проглотить хоть пять ложек борща! Сквозь землю можно провалиться от стыда… Как бы папа не начал вздыхать, морщиться и отворачиваться от Васи: он считает, что главная виновница его малоедства мама, донельзя избаловавшая Васю. Однако мама ничего не говорила и не просила. А тем более не просил папа. Наверно, они ещё в поезде и задолго до этого поезда, как не раз догадывался Вася, договорились, как вести себя с ним. Вася был уверен, что у папы с мамой был, к примеру, такой уговор: не упрашивать, не делать замечаний, не хвалить и не ругать, короче, как выражаются взрослые, не воспитывать сына при посторонних и — одновременно. Другое дело — наедине и порознь: вначале один воспитывает, потом, дав ребёнку отдых, подключается другой. Так, на их взгляд, можно.
Алька, мгновенно расправившись с борщом, с нетерпением задвигался на стуле и тут же направил на Васю свои брызжущие весёлостью и энергией глаза.
— Ты чего это?
— Что чего? — поднял золотистые ресницы Вася.
— Больной, что ли? — Алькины губы выразили сочувствие и насмешку. — Чего не лопаешь? Неужели не хочется? Я бы…
Вася опустил глаза и стал усиленно двигать ложкой в борще, будто задался единственной целью протереть дно тарелки.
— Оставь мальчика в покое! — резко оборвала Альку бабка. — Какое твоё дело? Может, у него болит живот или…
— …Или мочка левого уха! — хохотнул Алька. — Ведь я, я…
— Известно всем, кто ты! — откликнулась Тая. — Всякой бочке затычка — вот кто ты!
— Не так грубо, — вздохнув, попросил Алька, — со мной надо бережней обращаться, а то я нежный и могу развалиться на составные части…
— Ты-то? — рассмеялась Тая, и задиристо вспыхнувшие глаза её стали грустными.
Васе стало неловко, что он невольно стал центром внимания за столом. И начал есть. Борщ был вкусным, как и всё остальное, что принесла им тётя Шура. Вася ел и поглядывал не на Альку, а на его упитанного брата: проглотив несколько ложек борща, тот как бы отдыхал и, озираясь по сторонам, смешно надувал щёки.
Поднялись из-за стола все вместе и пошли к выходу. И здесь Вася увидел, что у Веры Аркадьевны очень длинное, пёстрое, в сборках, как у цыганки, платье — как только не наступает на подол? Она шла впереди своего семейства медленно, плавно, с большим достоинством и, как сразу же заметил Вася, многие из-за столиков смотрели на неё с интересом.
Глава 7. Конвоир
Алька шагал рядом с Васей, и, конечно, у него были на Васю какие-то свои виды — слова мамы сбывались! Вася чувствовал это, и ему не нравилось, что мама безошибочно отгадала, что всё будет именно так. Выходит, в Васе есть что-то такое, что устраивает Альку… Что? То, что он слишком мягкий и послушный? Нет уж! Не дождётся… Всегда хорошо иметь друга, такой был Санька, а вот нужен ли Васе кто- то другой?
Он попросил у мамы двадцать две копейки на мороженое в вафельном стаканчике и кружку хлебного кваса.
«Мороженое я есть не буду, это ясно, — решил Вася, — а холодную кружку кваса выпью… Впрочем, лучше не пить, а лишний раз выстрелить в тире».
— Ты сейчас куда? — спросил Алька. — За мороженым? Я тоже не прочь. Потопали!
Как бы от него улизнуть? Вася мечтал попасть не в танк с большим кружком мишени — невелика удача! — а в колеблющийся огонёк свечи над чёрным бачком или в тонкую нитку с бомбой, подвешенной к бомбардировщику.
Проходя мимо тира, они услышали короткие шипящие хлопки выстрелов.
— Давай заглянем, — предложил Алька. — Я отлично стреляю… А ты?
