Два буровых молотка сотрясались как в лихорадке в :их руках, и острые буры вгрызались в скалу, кроша и ломая мерзлый камень. Узкой серой струей бежала вниз пыль, вставала облаком, и черные Андреевы брови поседели, а на ресницах Зимина повисли мельчайшие частицы камня. Их стеганки, лица, ушанки, ватные штаны и валенки густо запорошила пыль, и только глаза оставались нетронутыми. Даже ветер, порывами налетавший с Ангары, не мог сдуть эту пыль, так глубоко и прочно въелась она.
Устав держать двухпудовый молоток, Андрей выключил его; выключил свой молоток и Зимин; они сняли респираторы.
– Но ведь все разные, – сказал Андрей. – Другие поспокойней: не побегут.
– Да, есть равнодушные и есть настоящие.
– Знаешь, – сказал Андрей, не глядя на Зимина и поглаживая кожух бурового молотка, – встретил я тут одну. Ничего. Из головы не вылазит. Походили вместе, на коньках по Ангаре покатались. Очень хорошая. Но ведь я, можно сказать, рабочий простой, понимаешь, темнота, как выражается наш Юрка…
– Что, не любит? – спросил Зимин.
– А пойми их!
Зимин заменил вату в респираторе.
– Слушай, – сказал Андрей, – а может, мы сами ищем бог весть что, а на черта? Была у нас в деревне девка: и с лица красавица, и фигура что надо, свадьбу в октябре назначили. А как подошел этот самый октябрь, махнул я рукой, и дело с концом: странно было, что вот она, эта самая Варька, будет моей женой. Взял и не женился.
– И правильно сделал, – сказал Зимин.
– Ас этой все другое.
– Понимаю…
– Знаешь что, Сашка… А может, все это пустяк? Вымыты дома полы, чугун полон щец, печка протоплена, бельишко простирано – что еще надо от бабы?
Андрей натянул на лицо респиратор и включил молоток.
И снова их пальцы сжимали ручки молотков и металл сквозь рукавицы прожигал кожу. Дышали через респираторы, но пыль все равно похрустывала на зубах, щекотала ноздри, набивалась за шею. Серые струи раздробленного камня текли к ногам; с сухим треском стучали буры, и парни, неуклюжие и полуоглохшие, стояли на узком карнизе стены и все глубже и глубже вгрызались в скалу. Когда Зимин на мгновение выключил молоток, чтоб передохнуть и выпрямить спину, ему вдруг почудился женский голос. В ушах еще звенело, и он не поверил себе: вокруг скалы, замерзшая Ангара, откуда здесь быть женщине?
Тем не менее она здесь была.
Она стояла у края скалы, в полушубке, валенках, сером платке, и что-то кричала им.
Не успел Зимин стащить респиратор, как женщина взялась за веревку, ступила через край обрыва и, не привязываясь, по выбоинам спустилась к ним.
– Доброе утро. – Она протянула им руку.
Только сейчас Зимин узнал в девушке Анку Степанову, инженера по технике безопасности. Он пожал ее руку в вышитой крестиками варежке и сказал:
– Прости за серый вид: пудру снять не успели. Анка улыбнулась, стукнула валенком о валенок, сунула руку в карман и бросила в рот несколько кедровых орехов:
– Так… Пояса на месте. А веревки опробованы?
– Да чего там еще, – сказал Зимин, – сама нарушаешь технику безопасности, лазишь не привязываясь, а с нас требуешь.
Анка выплюнула скорлупу:
– Я начальство, мне можно.
– Храбрая какая!
Она бросила в рот новую горсть орехов.
– С вами не такой станешь… Нависших камней много? – Все спустили, – ответил Зимин.
– А вон тот? Да не туда смотришь, левей! – Анка повернула голову Зимина.
– Слазь-ка, Андрюха.
Андрей поспешно бросился с ломиком туда, куда показал бригадир.
Большой камень, выбитый из гнезда, с грохотом покатился вниз.
– Ну вот, так лучше, чем вам на голову, работяги, – сказала Анка. – А сейчас – наверх.
– Это зачем еще?
– Ну полезайте, полезайте!
– А кто бурить будет?
– Это меня не касается. Меня больше волнуют ваши веревки. Что-то они не внушают мне доверия.
– А мы? – спросил Зимин.
– Примерно столько же. Ну, наверх!
Ее лицо разжег ветер. Туго стянутое платком, оно казалось круглощеким, юным, почти