зря весь вечер, как в прошлый раз.
— Теперь не сорвется, дядя Нико, ребята сказали, что придут все до единого.
— Ну, ну, сынок, дай бог нашей козе двойню принести! Но ты этих ветрогонов никакими приманками не залучишь. Говорю тебе — лучше брось это дело и послушай меня.
В дверь постучали. Дядя Нико не отозвался. Несмотря на это, дверь все же приотворилась, и послышался женский голос:
— Можно, дядя Нико?.
— Нуца? Что случилось? Какая нужда тебя ко мне привела? Входи, входи, не бойся, за терновник не зацепишься. — Председатель откинулся на спинку стула, сложил руки на краешке стола и выжидательно глянул на молодую женщину, остановившуюся в дверях.
Нуца, обернувшись, сказала кому-то, кто, видимо, пришел вместе с ней:
— Ну, идем же!
— Ого, целая делегация! — Дядя Нико встал, увидев в дверях Нино. — Пожалуйте, пожалуйте, товарищи педагоги, садитесь и рассказывайте, что у вас новенького. Какие-нибудь затруднения?
Эрмана встал, уступая свое место Нино.
— Мы действительно делегация, дядя Нико. — Нуца улыбалась уголками губ, стараясь, чтобы на впалых ее щеках не прорезались морщины. — И пришли к вам, чтобы предложить нашу помощь. Сам директор нас послал.
— Вот как? — изумился председатель. — Это что-то новое! Я привык слышать в этом кабинете только просьбы о помощи. Какой добрый ангел надоумил вас предложить мне помощь?
— Что тут удивительного, дядя Нико? Разве мы никогда не помогали колхозу?
— Конечно, помогали, но все же удивительно. Обычно мне приходится упрашивать директора, а тут он сам протягивает мне руку…
— Разве песок для клуба мы просеяли не по своей воле, без всякой вашей просьбы? — улыбнулась Нино.
— Правильно, просеяли — и спасибо вам за это. Песок очень нам пригодился.
— Пригодился, только не по назначению.
— Эх, доченька, раз вы решили порадовать меня, так уж не забывайте: то, что мне поднесли, стало моим. А то, что мое, я могу использовать так, как мне заблагорассудится.
— Правильно, дядя Нико, правильно! Но теперь уж мы твердо решили просеять песок именно для строительства клуба. И не только это — мы беремся собрать и доставить камень для стен.
— Ну, доченька Нуца, что я на это могу сказать? Только спасибо! Раз вы так решили, сейте песок и собирайте камень. А я на этот раз хоть на Евангелии поклянусь, что все подготовленные вами материалы пущу только на строительство клуба. Удивила ты меня, Нино, доченька! Не думал я, что ты так близко к сердцу колхозное дело принимаешь!
— Почему не думали, дядя Нико?
— Да что греха таить — деверь-то твой всей нашей молодежи голову задурил, совсем сбил ее с толку… Как тут не подивиться, что он отпустил тебя нам помогать?
— Я теперь сама воспитываю детей, дядя Нико, и сама отвечаю за свои поступки. Но почему вы так плохо думаете о моем девере?
— Раньше не думал, доченька, но с тех пор, как он стал хулиганить, избивать людей и расхищать чужое имущество, я решил, что от него добра ждать нельзя.
— Он в самом деле кого-нибудь побил? — встревожилась молодая женщина.
— Как, ты не слыхала?! И у нас в Чалиспири, и даже в самом Телави в последнее время только и разговору что об этом.
— Неужели правда? — Нино была явно расстроена.
Председатель засунул руки в карманы, вышел из-за стола, сделал два-три круга по комнате, потом остановился и огладил усы.
— Вот что, доченька. Скажи ты своему деверю, чтобы он вернул похищенное им колхозное имущество туда, откуда взял, — на колхозный склад. Иначе не миновать ему неприятностей. Ты же знаешь, как я уважаю всю вашу семью. Ведь бедный Зезва, когда вернулся с учебы, явился прямо ко мне и работал у нас до самой войны. Хороший он был человек, молодец, каких мало! Не то что нынешний торопыга ветврач! А какой богатырь! Помню, как-то под этой самой липой подковывали едва объезженного двухлетнего жеребца. Четыре человека не могли с ним управиться. Подошел Зезва, велел всем отойти подальше, просунул руки меж лошадиных ног, ухватил другую пару ног с другой стороны, уперся лошади головой в живот и одним толчком повалил ее на землю. Ну что ты, доченька, не надо, не для того я вспомнил твоего мужа! Войны без крови не бывает, все равно как волка без зубов… Если бы ты не лишилась его — вот было бы счастье, но что поделаешь! Зато растет у тебя парень — молодец не хуже отца. Верно, верно, того, что потеряно, ничто не может нам возместить, но все же это большое утешение. Да, да, надежда и опора для тебя и для всей семьи. Ну хорошо, перестань, дочка, извини: знал бы, речи бы не завел…
— Простите меня, дядя Нико, — опомнилась молодая женщина. — Я совсем не хочу портить кому бы то ни было настроение своей печалью… Просто иной раз бывает невыносимо слышать, когда о нем говорят как о мертвом. Для меня он не умер, он жив. Я ведь чуть ли не каждый день жду, что вот-вот откроется дверь и он войдет в комнату…
— Что ж, дочка, надежда — хорошая вещь. Потеряв ее, не стоит и жить на свете. Всегда надо сохранять в душе надежду, не отчаиваться. Вон Иосиф Вардуашвили, помнишь, пропал без вести в первый же год войны. Война кончилась, а его все не было. Но прошло еще время, и он вдруг появился, вернулся целый и невредимый домой… Так ты скажи своему деверю, чтобы он еще раз заглянул ко мне. Скажи, что у меня к нему дело, пусть не поленится, зайдет. И еще скажи, чтобы он перестал водиться с этими дармоедами. Ну, к лицу ли ему слоняться с мальчишками по округе? Ведь сам-то он человек хоть куда: глянешь на него — глаз не отведешь! Тебя он послушает, Нино, ты женщина умная. А то хоть караул кричи. Мало ему наших деревенских лодырей — он еще и самых крепких ребят сманивает, сбивает с пути тех, что нами воспитаны и вросли в колхоз корнями. Вот теперь они на Берхеве скалы сверлят, взрывать их собираются. Хотят тропинку, по которой поднимаемся в Подлески, в дорогу превратить, поднять по ней на гору бульдозер, выкорчевать наверху весь кустарник и выровнять землю под стадион. Сначала они расчистили было поле Хатилеции, Напетвари, но тут я им крепко испортил настроение — забрал место под гараж. Ну, так они теперь новую затею придумали. Но разве от меня что-нибудь укроется? Скажи Шавлего — пусть не выставляет себя на посмешище. Пока я не увижу всех этих лежебок на колхозных участках, пока они не поработают год-другой как положено, пусть и не надеются получить от колхоза землю для стадиона!
Председатель походил по комнате и еще раз выразил крайнее свое удивление:
— Как это все же ваш директор решил предложить нам помощь? А я-то думал, он еще сердит на нас за тот, прежний песок?
— Помните, недавно показывали кино в сельсовете? Наш директор тоже пошел смотреть картину и потом еле вырвался оттуда. С тех пор он все твердит, что мы должны подготовить не только песок, но и камень, да и на постройке подручными у каменщиков поработать, лишь бы у колхоза был клуб.
— Умно придумано! Как это на него снизошла такая мудрость?
— Мудрость рождается в испытаниях и невзгодах, — улыбнулась Нино. — Видно, тот вечер не прошел даром.
Эти слова заставили Нико задуматься. Он решил высказаться напрямик.
— Да, тот вечер не только вашему директору принес пользу — он и нас кое-чему научил… Но давайте поговорим откровенно. Вы — люди свои, хитрить и в прятки играть мне с вами не к чему. Трудно нам будет сейчас поднять это дело, а то, конечно, хороший новый клуб не повредил бы нашему Чалиспири. Прежде всего, не могу я отрывать людей от других работ. Да и с денежными средствами у нас далеко не благополучно. Надо тысячу неотложных дел переделать и тысячу дыр залатать, прежде чем можно будет приняться за строительство клуба. И на все это нужны средства. А ведь надо и на трудодни распределить что-нибудь! Раздадим колхозникам на трудодни — для клуба ничего не останется, отложим на клуб — нечего будет распределять. А если урежем трудодень — кто в будущем году захочет на работу выйти? Вот видишь,
