как одно за другое цепляется? Так что дело тут не только в людях, но и в деньгах.
— Позвольте мне, дядя Нико, сделать одно предложение… И. если оно вам понравится, не раздумывайте, скажите прямо.
— Говори, дочка.
— Если мы попросим у вас в нынешнем году только каменщиков, материалу на дверные и оконные рамы и известь с цементом — сумеете вы нас обеспечить? Остальное мы берем на себя.
— Кто это — вы? Если имеешь в виду школьников и педагогов — так ведь они могут включаться в работу только по воскресеньям. А в будни откуда я людей возьму? Все равно отрывать их придется от дела. Соединились колхозы, доченька, и все хозяйство разбросано в разных концах деревни. Надо все собрать и соединить: хлевы, свинятники, птичий двор, сушилку, амбары, склад… Разве сейчас можно каменщиков держать на простое?
— А если им не придется простаивать?
— Как же не придется, дочка, — не отмените же вы уроки и не заставите детей камни на постройку таскать? Или вы в самом деле школу закрыть собираетесь?
— А если не придется простаивать? — Нино смотрела в глаза председателю твердым взглядом.
— Ну, тогда другое дело. Но где вы собираетесь людей доставать?
— Это уж наша забота.
— Ладно, — нехотя согласился председатель. — Вы только народ в колхозе от дела не отрывайте, а там хоть пичхованских осетин сгоните на постройку, это уж как вам угодно.
Учительницы извинились перед дядей Нико за причиненное беспокойство и ушли. Нико удивленно смотрел им вслед. Он и не подозревал, как долго пришлось Шавлего уговаривать свою невестку, прежде чем она решилась пойти к председателю колхоза. И конечно, ему и в голову не пришло, что директору школы ровно ничего не известно об этом деле…
3
Жеребец внезапно вскинул шею и наставил уши. Мышцы на его широкой груди вздулись под лоснящейся шкурой, как два каменных шара. Он беспокойно перебирал стройными сильными ногами.
— Ну ты, дикарь! Накатило на тебя, да?
Конь мотнул головой и зло покосился блестящим глазом на человека. Звякнуло колечко на ремешке сбруи, и послышался лязг крепкие, крупные зубы грызли железную уздечку.
Реваз рассмеялся. «Усмирю тебя, шальной», — пропел он вполголоса и направился к большому ореху, раскинувшему ветви вблизи источника.
Усевшись на краю бассейна, он смотрел на черный блестящий резиновый шланг, ходивший ходуном от бившейся в нем струи.
Бурый бочонок был похож на младенца-дэва, разлегшегося животом вверх на арбе и сосущего через черную пуповину живительный сок материнского тела.
Терпеливо дожидаясь, пока бочонок наполнится, Реваз прислушивался к глухому шуму воды, вливающейся в его пустую утробу.
Тенистый сад по ту сторону раскаленного, сверкающего на солнце русла Берхевы был обнесен высокой изгородью из сухих колючих кустов держидерева. Среди невысоких яблонь и груш, росших в саду, возвышался древний каштан, похожий на Гулливера, окруженного войском лилипутов. В серой стене высокого каменного дома, просвечивавшей сквозь зелень сада, вровень с нижними ветвями каштана, виднелось распахнутое окно, задернутое тонкой белой занавесью. Конец легкого кисейного полотнища свешивался из окна наружу и надувался как парус при каждом порыве налетающего ветерка.
Вот из окна высунулась чья-то рука — она втащила занавесь внутрь комнаты и опустила ее за подоконником.
Вода в бассейне застоялась, приток был мал, и она едва достигала до половины резервуара. От бассейна тянуло прелью, соломенно-желтые отблески играли на воде под солнечными лучами. Сквозь прозрачную водяную толщу виднелось давно не чищенное, заваленное камешками дно и зеленые, поросшие мохом стены. На поверхности воды лежала, распластавшись всеми четырьмя лапами, лягушка. Приглядевшись, можно было заметить, как раздувается и опадает ее чуть приподнятая над водой белесая шея.
Застывший, бессмысленный взгляд выпученных лягушечьих глаз рассмешил Реваза. Он бросил в лягушку камешком, но та не обратила никакого внимания на это заигрывание и продолжала невозмутимо лежать, слегка покачиваясь на волнах, разбежавшихся кругами от того места, куда упал камень.
Лишь пятый «снаряд» попал в цель, и квакушка, мгновенно встрепенувшись, устремилась быстрым «брассом» на дно.
Все глуше шумела вода в наполнявшемся бочонке. Слышно было, как хлещет себя по бокам лошадь, отмахиваясь от мух.
По мосту промчалась грузовая машина, чуть не задев идущую навстречу девушку с кувшином. Шофер, высунув из кабины черную, вихрастую голову, весело осклабился. Девушка шарахнулась в сторону, ударилась о перила моста и, прижав к груди кувшин, проводила машину испуганным взглядом.
Побледнев, Реваз вскочил с места и кинулся к девушке. Убедившись, что она цела и невредима, он облегченно вздохнул и грозно посмотрел в ту сторону, куда умчался грузовик.
— Зачем ты переходишь через мост, когда идет машина? Не можешь переждать?
Тамара поставила кувшин на край бассейна.
— Я посторонилась, но он нарочно провел машину на волосок от меня.
— И чего ты выбежала по воду в этот жаркий полдень, в самое пекло? Тетка твоя не могла пойти? Видишь, как все раскалено, положи на камни яйцо — испечется, как на угольях.
Девушка смиренно глядела на Реваза, и растерянная боязливая улыбка не сходила с ее лица.
— Я вышла, потому что увидела тебя из окна.
— Давно ты стала бояться вечерней прохлады?
— О чем ты?
— Почему позавчера не пришла к каштану?
Девушка опустила голову и стала водить пальцем по очертаниям цветка, нарисованного красной краской на кувшине.
— Не могла я прийти, Реваз.
— Нездоровилось тебе, что ли?
Девушка молчала и не сводила глаз с кувшина.
— Я до часа торчал там, все ждал тебя.
Тамара подняла на него умоляющий, печальный взгляд:
— Не сердись на меня, Реваз… Не обижайся! Я больше туда не приду… Мне нельзя…
Реваз вздрогнул, колени его подогнулись, и он медленно опустился на цементированный край бассейна.
— Что, что? Больше не придешь? Ты это серьезно или в шутку, Тамара?
— Серьезно, Реваз. Отец запретил мне видеться с тобой. — Девушка едва сдерживалась, в голосе у нее звучали слезы. — Он все знает, Реваз. Не знаю откуда, но знает. И он ужасно сердит на тебя. Грозился даже срубить каштан. Правда, потом передумал, но зато не позволяет мне после заката солнца выходить в сад. Вчера он кричал на тетю — понимаешь? Никто никогда не слышал от него громкого слова, а вчера он кричал.
— Та-ак, — протянул Реваз, облегченно вздохнув. — Значит, вот оно в чем дело! Как же он у тебя все секреты выведал? Ты ведь обещала мне, что до времени ничего ему не скажешь? Что же тебя потянуло признаться?
— Я ничего отцу не рассказывала, Реваз. Это не я… Не понимаю, откуда он узнал.
— Может, тетка твоя проболталась?
На дороге показалась Марта Цалкурашвили. Она свернула к источнику.
