— Знаю из достоверных источников. Вы потеряли не только смелость, но и всяческое понятие о коммунистической морали.
— Могу я полюбопытствовать: что именно вы подразумеваете под коммунистической моралью?
— Каждый честный коммунист знает, что означают эти слова. Ну, что вы на меня смотрите? Думаете, если я впервые вас вижу, так ничего о вас и не знаю? Ошибаетесь! Мне известны в подробностях все ваши дела и поступки с того дня, как вы появились в Чалиспири. Плохие это дела: драки и избиения, запугивание людей, хищение колхозного имущества, непрошеное вмешательство в вопросы, не имеющие к вам отношения, оскорбление должностных лиц…
— Продолжайте, продолжайте, я не так невежлив, чтобы прерывать вас на полуслове.
— Вам мало всего этого? Вы отрицаете какое-нибудь из этих обвинений?
— Все вместе и каждое в отдельности. Вы очень плохо информированы, товарищ.
— Отвезли вы какой-то старухе лесоматериалы, заготовленные для строительства клуба?
— Отвез.
— Взяли силой со склада спортивную форму?
— Взял.
— Избили на Алазани пятерых подвернувшихся вам под руку людей?
— Только четверых.
— Все равно. Количество не играет роли.
— Пусть так.
— Оскорбили заведующего учетным сектором в его кабинете?
— Вот это неправда.
— Хорошо, допустим, что это не так. А об остальном что бы скажете?
— То же, что сказал.
— Значит, вы не чувствуете за собой вины?
— Конечно, нет. Я не жалею ни об одном из своих поступков.
— Порядочный человек всегда сожалеет о своих проступках.
— Только бесхребетные люди вечно сомневаются, правильно или неправильно они действовали. Надо поступать так, чтобы потом не пришлось каяться, а если совершаешь недостойный поступок, так нужно быть готовым и отвечать за него.
— Преступники не знают угрызений совести, но у них вовсе ее нет. А вы — куда вы дели свою партийную совесть и сознание коммунистической морали?
Шавлего гневно сдвинул брови.
— Осторожнее, товарищ секретарь! Ответственная должность еще не оправдание для вольностей! Я даже от своего старика деда не стерплю подобных рассуждений о моей совести и морали!
Лицо секретаря райкома приняло землистый оттенок. Все черты его внезапно одеревенели — только бледные губы нервно кривились и в глазах Появился несвойственный им огонь.
Шавлего спокойно наблюдал смену выражений на лице собеседника.
— До сих пор я еще сомневался, но теперь мне очевидно, с кем я имею дело. Сию же минуту я арестую тебя как расхитителя колхозного имущества, вора и хулигана. Я с тобой расправлюсь, как ты этого заслуживаешь!
Он схватил телефонную трубку и торопливо набрал номер:
— Алло!.. Милиция!
Шавлего молча встал, обошел вокруг стола и, положив руку на вилку телефонного аппарата, выключил его.
— Зачем отвлекать милицию от ее прямых обязанностей? Разве ей нечего делать? Вон уже целый месяц под носом у нее ограбили дом, а она все не может найти грабителей.
Секретарь райкома стоял с искаженным лицом. Потом он швырнул телефонную трубку и ткнул пальцем в кнопку звонка.
Вошла секретарша.
Шавлего схватил графин с водой и сунул его в руки девушке:
— Вода теплая. Принесите свежей.
Озадаченная девушка взяла графин и ушла.
Ошеломленный неслыханной дерзостью посетителя, секретарь райкома лишился дара речи.
— А теперь я уйду — не хочу задерживать людей, ожидающих в вашей приемной. И пусть ни один милицейский не пытается меня задержать, не то вы ответите за это.
4
Пашня протянулась вдаль широкой черно-бурой полосой. Она была расчерчена частыми продольными бороздами. Вывернутые земляные глыбы оплыли от дождя и града. Распаренная земля дышала вольно, полной грудью. Притихнув в ожидании, лежала она, готовая принять доброе семя в плодородное свое лоно. Борозды были глубоки, края поля, где поворачивал плуг, запаханы аккуратно, без промежутков. Так искусно умел водить четырехлемешный плуг один лишь Баграт.
Реваз с удовольствием надвинул на лоб войлочную шапчонку, потом снова откинул ее на затылок и пригладил выбившийся чуб.
Он искоса глянул на трактор «ДТ», глуховатое тарахтенье которого доносилось до него с дальнего конца поля. Раскорякой крабом ползла за трактором прицепленная к нему сеялка.
Реваз неторопливо шагал по широкому проселку, пролегавшему между крайним рядом виноградника и кромкой пашни, шагал, задумчиво похлопывая себя тоненьким прутиком по ноге. Подошвы его мягкой обуви с шелестом скользили по стлавшимся под ними стеблям подсохшей травы. Земля, истолченная широкими тракторными гусеницами, шуршала, как бы вздыхая, у него под ногами. Посередине проселка тянулась утоптанная тропинка, по которой ковыляла перед Ревазом невесть откуда взявшаяся здесь ворона.
«Не слишком ли рано мы начали сев? — думал Реваз. В зависимости от характера и течения своих мыслей он то чаще, то медленнее похлопывал себя прутиком. — Правда, Русудан дала согласие, но как-то неуверенно, словно бы с сомнением. Ну что ж, попытка — сестра удачи. Посмотрим, авось не дадим промашки. Засеем сейчас всего три-четыре гектара. Земля вспахана хорошо, посев заборонен великолепно. Удобрения мы внесли вовремя. Семенное зерно я подбирал специально. Здесь всегда сеяли «доли», посмотрим, как поведет себя «длинноколосная» пшеница — оправдает ли наши надежды… Погода последнее время стоит как раз такая, как нужно, влаги в почве накопилось достаточно. Надо, чтобы семена легли поглубже в землю, а то всходы могут пробиться слишком рано… Неужели наша земля так уж тоща, что с нее нельзя снять хороший урожай — во всяком случае, побольше, чем до сих пор? А чем земли в Пшавели, Артани, Напареули лучше нашей? Не думаю, чтобы они отличались чем-нибудь… Нет, земля как корова: ухаживаешь за ней — дает большие надои, запустишь уход — получишь мало молока. А погода, на мое счастье, подоспела подходящая… Гм, да, прекрасная, вот уж на самом деле!.. С грозами и градом… Виноградники уничтожены! Эх, а как мы с моей бригадой надеялись в нынешнем году на наш виноградник! Как я дрожал над каждой лозой, выращивал ее, как ребенка! Ведь почти одичалый был виноградник, когда я за него взялся! Четыре года возился, пересаживал, перекапывал, подрезал, защипывал, чеканил… Наконец добился своего, вырастил отличные лозы, подставил новые колья, и едва успел разок-другой снять урожай, как пришлось бросить свое детище… Ну вот — на что он сейчас похож, мой виноградник! Больше половины побито. Сколько вина с него получишь? Скажи спасибо, если побитые побеги оживут, дадут ростки на тот год…»
Реваз приблизился к рядам лоз, взял в руку свисавшую с ветви виноградную кисть, побитую с одной стороны, и долго, внимательно рассматривал.
«Рано начал наливаться виноград в нынешнем году. Надо было давно уже начать подготовку к сбору! Не все ведь побило градом — что осталось, тоже требует заботы. Не махнуть же совсем на него рукой!»
