— Дух святой, прости и помилуй тебя. Аминь.
Иа поставил перед ним полный стакан:
— Пей и не порть мне аппетит своими божественными разговорами. Хорошо у тебя хлеб уродился, кума. С полудня вдвоем возимся — еле успели сжать и увязать снопы… Как улучу свободную минуту, зайду еще раз, сложу скирду. — И он ласково погладил граненый бок своего стакана.
— Спасибо, кум, спасибо! Бог заплатит тебе за все, что ты для меня делаешь.
Со двора послышался мужской голос:
— Тетушка Сабеда, Иа у вас?
— Кто там? Чего вам надо?
— Это я, Сико. Пошли-ка сюда Иу, тетушка Сабеда.
— Заходи, сынок, не так уж я стала убога, чтобы нельзя у меня хлеба-соли отведать.
— Спасибо, тетушка Сабеда. Скажи Ие, чтобы он вышел ко мне на минуту.
— Ну-ка, выгляни, кум, зачем-то ты вашему бригадиру понадобился.
Иа насилу поднялся с места и потащился на улицу. Вскоре он вернулся и, щуря свои и без того слипающиеся от хмеля щелки-глаза, потрепал седую щетину на голове у Миха:
— Говорил я тебе — не поминай моего осла худым словом… Это Сико за мной приходил. Завтра велят воду к большому дубу возить. Один трудодень, говорит, тебе. И еще один — твоему ослу. И-ик! — со смаком икнул Иа, налил себе вина, выпил и принялся уписывать оставшееся в миске лобио. — Нет, половину, говорит, ослу, а половину — за тележку. Завтра же потребую у бухгалтера отдельные книжки. И тебе, кума, возьму книжку, завтра же принесу. Ух какое вино, спасибо тому — и-ик! — кто его сделал. А ты мне про осла худые слова…
Когда гость доел пятую миску лобио, озадаченная хозяйка из вежливости предложила ему:
— Что, кум, может, еще добавить?
Иа с грехом пополам встал, добрел, моргая и выкатывая глаза, на заплетающихся ногах до конца галерейки и оттуда поблагодарил тетушку Сабеду:
— Спасибо, кума! На ночь, и-ик, нехорошо наедаться…
3
Дедушка Ило, по прозвищу Хатилеция, затянулся в последний раз, выколотил трубку о кончик мягкого чувяка, заткнул ее за пояс и поднялся с тяжелым ведром на второй этаж. Потом, поставив ведро, пошел по балкону и заглянул в комнату.
Девушка развлекала гостя игрой в нарды. Игральные кости со стуком катились по доске из ореха.
Гость, одетый небрежно, по-домашнему, бросал кости с приговорками, умоляя их выдать ему ду- шаши, и украдкой, искоса, поглядывал большими, выкаченными глазами на обнаженные до плеч руки молодой хозяйки.
— Скажи своей тетке, дочка, чтобы принесла бутылки и шланг. Буду разливать вино.
Женщина средних лет вынесла старику бутылки.
Когда сумерки словно волчьей шкурой затянули окна, пришел председатель и первым делом рассердился на сестру: почему опоздала с ужином? Потом он подошел к гостю.
— Что, товарищ Жора, уж не одолела ли вас моя косуля? Гость заулыбался, обнажая длинные лошадиные зубы.
— Одолела, батоно Нико, именно что одолела, совсем в бутылку загнала. И что самое удивительное — кости ее слушаются.
— Ах нет, папа, не верь! Наш уважаемый гость, видно, думает, что я не заметила, как он мне нарочно проигрывал.
— Ну что вы!.. Нет, по совести, в этой игре я вашей дочери не противник. Вот шахматы — другое дело. В шахматы можно постараться и выиграть. Там все зависит от игрока, а не от костей, не от слепого случая.
Девушка улыбнулась:
— Можно и в шахматы поиграть… Да только, боюсь, опять получатся поддавки.
Хозяин повесил на гвоздь кепку, которую снял только сейчас, и, погладив дочь по голове, заботливо заглянул в ее усталые глаза.
— Хватит, дочка, или не помнишь, что ты мне обещала? Думаешь, только чтение утомляет мозг? Игра — для развлечения, для отдыха, а не для того, чтобы надрываться. Да и наш гость, верно, только из вежливости сел с тобой играть. Знала бы ты, какой он занятой человек, не стала бы его беспокоить.
Почтенный гость не выдержал, изменил своей дипломатии.
— Что вы, что вы, батоно Нико, разве можно соскучиться, играя с вашей Тамарой?
Хозяин перевел взгляд с дочери на гостя и спросил вскользь, успел ли тот проявить сегодняшние снимки.
— Сегодня проявить не удалось, батоно Нико, — ответил фотокорреспондент. — А завтра, быть может, я сумею устроить походную лабораторию у вас в марани. Мне сказали, что там достаточно темно. Ну, а необходимые принадлежности я всегда вожу с собой.
Гость поднялся с места и, заложив руки за спину, прошелся несколько раз с довольным видом по комнате.
— На мой взгляд, самый лучший снимок — тот, где вы стоите на комбайне, рядом с комбайнером.
— Главное — это народ. На снимке прежде всего должны быть видны колхозники.
— Они и будут видны, — возразил фотокорреспондент. — Конечно, будут, а как же? Вот проявлю завтра, сделаю отпечатки, и увидите, что все вышло именно так, как вам хочется. Колхозники веют хлеб лопатками, а вы стоите возле вороха пшеницы и рассматриваете зерно у себя на ладони. — Гость помолчал с минуту, потом продолжал, остановившись перед хозяином: — Я почти каждого из тех, кто там был, снял за работой или на отдыхе. Все эти снимки я отпечатаю, оформлю как полагается и раздам колхозникам. А два или три фото, на которых сняты вы сами, заберу с собой в Тбилиси. Они наверняка попадут в газету. Вы заслуживаете особого уважения. Секретарь райкома, как только я появился в районе, направил меня прямо к вам… А остальные снимки распределим между колхозниками. Дорого я за них, разумеется, не возьму. Пятьдесят рублей за снимок. Это совсем немного для таких зажиточных колхозников. Всего пятьдесят рублей. Фото будут достаточно большие, и я напечатаю их на самой лучшей бумаге.
— Вы, конечно, побываете и в других передовых колхозах района?.
— Да, так у меня запланировано… Но не думаю, чтобы там нашлось так много интересного, как у вас. Во всяком случае, вы можете быть уверены, что дешевле, чем… — Гость вдруг осекся — он заметил, что хозяин смотрит на него чуть прищурившись, с особенным вниманием, и поспешно поправился, скрыв смущение под кривой улыбкой: — То есть лучше, чем у вас, вряд ли где-нибудь обстоят дела.
Тут вошла сестра хозяина, и, к удовольствию обоих, разговор прервался.
Хатилеция тянул носом, как ищейка, с наслаждением вдыхал дразнящие запахи, плывшие от накрытого стола, и то и дело исподтишка поглядывал на запотевшие бутылки.
Харчо и чахохбили аппетитно дымились в глубоких блюдах, соблазнительно поблескивало в бутылях знаменитое ркацители со склонов Кондахасеули.
После нескольких коротких вступительных тостов за столом воцарилось задушевное веселье.
Восхищенный превосходным вином, гость заинтересовался местными виноградниками, и хозяин стал с удовольствием рассказывать ему о секретах ухода за виноградной лозой, о закладке новых площадей.
— Четыре колхоза было у нас в Чалиспири, мой — самый большой: тридцать шесть гектаров под виноградниками… Когда колхозы соединились, к моим тридцати шести приросло всего двенадцать гектаров. Значит, иждивенцев поприбавилось, а виноградников осталось считай что почти столько же.
— А как у вас прошло слияние колхозов? Сопротивления не было? — полюбопытствовал гость.
— Да нет, значительного не было ничего. Правда, мои колхозники долго тянули, не соглашались
