«Како совершил кражу!»
«Како совершил кражу!»
И одно связалось, переплелось с другим.
Явление.
Призрак.
Видение.
Галлюцинация…
Шавлего испугался: что с Флорой, уж не стряслось ли с ней чего-нибудь? Он бережно снял со своей шеи ее внезапно ослабевшие руки и спросил, на этот раз громче и отчетливей:
— Флора, где Русудан?
Молодая женщина упала на тахту, голова у нее откинулась назад.
— Ушла… Давно уже.
Шавлего постоял еще немного, задумчиво глядя на дрожащие руки Флоры, которые все еще держал в руках. Мягкие, нежные женские руки с атласной кожей, с длинными, красивыми пальцами. Потом выпустил их, взял молодую женщину за щеки, крепко поцеловал в губы и быстро вышел.
Долго сидела Флора с путающимися мыслями и безумным лицом, устремив неподвижный взор в пространство. Она вдруг почувствовала себя никому не нужной, лишней на свете. Жалость к самой себе охватила ее, и жгучие слезы заструились по бледным щекам.
5
Закро сидел на верхней ступеньке лестницы, обхватив руками высоко поднятые колени, и, опершись о них подбородком, в тишине наслаждался мягким теплом февральского солнца. Словно перезимовавший медведь сидел он перед своей берлогой, заново, как бы впервые, впивая все впечатления жизни и картины мира, полный жадного желания жить. Могучий организм взял свое. Закро с каждым днем наращивал истаявшую плоть, восстанавливая прежние силы и здоровье.
Вернувшись из больницы, он поселил у себя молодоженов — Валериана и Кето, — не отпустил их. Да и сама Кето не захотела оставить его одного. Валериан не знал, как угодить Закро: засматривал шурину в глаза, стараясь угадать его желания. Ходил к Купраче, приносил особо отобранные свежее мясо и другую провизию. Перекопал сад и огород, починил покосившийся забор, укрепил дверь, соскочившую с петли, и подрезал фруктовые деревья во дворе. Правда, кое-где он отсек как раз плодоносные, нужные ветви, но все же, по мере своего разумения, постарался сделать что-то приятное Закро. Подрезку лоз в винограднике хозяин не захотел ему доверить — взял кривой виноградарский нож и вышел сам поработать. Однако выздоравливающий едва дотянул до половины первого ряда — ноги еще плохо держали его, нагибаться и разгибаться над каждым кустом было невмочь недавнему богатырю, — у него закружилась голова и затряслись руки. Организм оказался обессиленным от долгого лежания и бездействия. Кето и Валериан прогнали Закро, потного, с дрожащими руками, домой.
Подрезать виноградные кусты позвали Иосифа Вардуашвили….
…И все же, несмотря на все случившееся, Закро был доволен. Он радовался, что сумел как-то «привести в чувство» отбившегося от рук парня.
В свое время сам старший следователь Хуцураули несколько раз посетил Закро в больнице и настойчиво упрашивал сказать, кто его ранил. «Да я не знаю его», — было единственным ответом Закро. И из Купрачи ничего не удалось вытянуть. Не выдали Валериана и остальные.
Милиция тем не менее установила личность виновника. Но Закро упрямо твердил: «Нет, это не он!» Борец забрал себе в голову, что должен отомстить Валериану сам. Он понимал, что вмешательство милиции оградит от него обидчика.
А потом Бакурадзе поставил на ноги всех друзей борцов, нашел чуть ли не под землей упорно скрывавшегося рыболова и приволок его, изрядно помятого, в палату к Закро.
Появление названой сестры внесло жизнь в огромный пустынный дом Закро. В комнатах стало красиво и уютно, каждая вещь нашла свое место, двор стал чистым и прибранным.
Дом стоял на прекрасном месте, на берегу Берхевы. Отец Закро строил его с заботой и любовью и участок выбрал удачный. Он был председателем Чалиспирского сельсовета.
Отец!
Большой, рослый, добрый! Как он любил своего маленького Закро! Вернувшись домой вечером с работы, он первым делом подзывал сына. Подхватив мальчика на руки, подбрасывал в воздух, ловил, целовал в обе щеки. Потом хватал за ноги у щиколоток, говорил: «Ну, держись!» — и кружил, приговаривая: «Гей, гей, мой малыш!» Потом, бывало, опять расцелует его, поставит на землю и вытащит из кармана пригоршню конфет в пестрых обертках.
Отец, его рослый, сильный, добрый отец…
Однажды ночью его увели… Сказали, что он вызван в Телави по делу. На следующий вечер явились другие. Перерыли весь дом… Отец с тех пор не возвращался.
В деревне шли всякие толки; поминали недобрым словом Злыдня.
Закро как-то вечером подстерег хромого в проулке, разбил ему камнем голову и убежал.
С тех пор прошло немало времени… Два года тому назад Закро похоронил мать и остался в огромном доме среди просторного двора, наедине с кудлатым сторожевым псом.
Все стало немило парню.
Сад и виноградник одичали, двор зарос.
Пес стал неласковым, озлился.
Только и осталось у него что борьба… И еще Русудан.
И наконец — одна только Русудан.
«Русудан, девочка, Русудан!»
Сначала Хатилеция отравил ему душу подозрением; вторая капля яда исходила от самой Русудан. А потом, гораздо позднее, он сам, своими глазами, видел, как нежно, тихонько пробирались по крепкой, загорелой шее длинные красивые пальцы. Сколько любви чувствовалось в этой как бы случайной ласке…
Ох, Русудан, Русудан!
Закро незаметно повернул голову и посмотрел на молодоженов. Издали приглушенно доносился до него их разговор.
Сияющая счастьем медсестра уверяла своего рыболова, что у них непременно родится мальчик.
— Знал бы ты, какой он шалун! Все время ерзает, дрыгает ножками. Вот. Вот и сейчас… Послушай- ка…
Валериан воткнул лопату в грядку и присел на корточки перед выпяченным животом жены.
— Ух ты! Вот негодник!
— А ты хотел от него избавиться!
Валериан встал и снова взялся за лопату.
— Я еще разукрашу синяками рожу Варламу. Он меня с толку сбил, заладил: «Каждая медсестра…»
— Что — каждая медсестра?
— Ничего. Не хочу и вспоминать. К тому же я еще не собирался семьей обзаводиться… А потом ты меня обозлила — все ходила за мной по пятам.
— Стыдно мне было, Валериан. Что же делать — с этаким животом!
— Когда к твоему отцу пойдем?
— Подожди немного. Закро сказал, когда совсем поправится, сам помирит нас с отцом.
— А когда ко мне перейдем?
— Пока Закро бросать нельзя. Да и потом жалко будет… Он ведь и сам говорит: жениться не собираюсь — на что мне одному огромный дом?
