— Чтоб тебе пропасть, Надувной! — сказал кто-то из ребят.
На балконе соседнего дома показалась белая фигура и воззвала с отчаянием в голосе:
— Довольно, мальчики, ступайте домой! Неужели вас сон не берет?
Смех оборвался.
— А тебе-то что, дядя Гигла, мы ведь не у тебя во дворе!
— Мы давно уже ходить научились. Люлька нам ни к чему.
— Тебе бы следовало призывать молодежь к бодрствованию и к бдительности. А ты нас спать посылаешь!
— С чего это ты проснулся, дядя Гигла? Скверный сон, что ли, увидел?
— Твоя панта еще не созрела. Мы такую кислятину и в рот не возьмем!
Белая фигура с минуту постояла на месте и, кряхтя и вздыхая, скрылась в доме.
— Хотите, ребята, еще в карты поиграем? — спросил после недолгого молчания Шалва, достал из кармана истрепанную колоду и принялся тасовать.
— В библиотеке-то свет выключили, здесь теперь ничего не разглядишь.
— А мы пересядем поближе к сельсовету, там вон лампочка горит на балконе.
— Не надо больше карт, надоело.
— А что, ребята, не поискать ли нам, может, где груши поспели?
— Во всей деревне только у одного Миха есть ранний сорт.
— Не думаю, чтобы его груши уже созрели.
— Это же твой сосед, Джимшер. Ну-ка, разнюхай!
Но Джимшер, по-видимому, уже успел разнюхать.
— Еще не поспели, но уже на подходе.
— Так это же самый смак! — причмокнул губами Coco.
— Ну народ! Уж состарились, а все на чужие груши поглядывают! Эрмана на каждом собрании проповедует — «не укради». А у вас, видно, в ушах дубовые затычки.
Шакрия потянулся к соседу и слегка почесал ему спину.
— Ты чего со мной заигрываешь, Надувной? — удивился Муртаз и отстранил щекотавшую его руку.
— Лопатки у тебя не чешутся?
— С чего им чесаться? В баню хожу аккуратно, каждую неделю…
— Не только от грязи могут чесаться; когда крылышки растут — тоже. Давно это ты в божьи ангелы записался?
Когда смех умолк, Нодар вспомнил, что на этот день назначено комсомольское собрание.
— Утром я проходил мимо колхозной конторы… Там во дворе Эрмана развесил на липе объявление величиной с простыню.
— Делать ему нечего…
— Пошли и мы, ребята, послушаем, что он нам хочет сказать.
— Ты что, ополоумел? Что он скажет нового? Уж сколько времени одно и то же пережевывает, толчет воду в ступе!
— Опять, наверно, заведет речь о питомнике — людей, мол, не хватает, дело прахом идет…
— Хочет составить молодежную бригаду.
— Кто ему мешает? Только бы от нас отвязался. Пусть сам составляет всякие там бригады, пока ему не наскучит.
— Ребята, а ведь если мы еще раз-другой не явимся на собрание, нас, пожалуй, исключат, — встревожился Нодар.
— Пойдем посмотрим, что ему нужно.
— Если тебе так уже хочется, ступай, Фируза. Мне эта волынка давно надоела. Все равно ничего, кроме разговоров, не получается. А нас никто ни о чем не спрашивает! Куда хотят, туда и ткнут.
— Ты, Муртаз, почаще мой подбородок теплой водой. Очень хорошо от этого борода растет.
— А на кой черт она мне нужна?
— Глубокой мудрости к лицу длинная борода.
— На что ему мудрость? Мозги у него, какие есть, все в ногах. Дай только ему мяч погонять! А насчет мудрости…
— Мяч и другие рады гонять. Ног никому не жалко. Места у нас нет для игры — вот беда.
— А это ваше брошенное поле, Напетвари, чем не место?
— Почему это мы должны вечно ломать себе ноги среди этих камней? А кустарники с колючками? Вон давеча три раза мяч прокололи. Нет, надо другое место поискать, коротыш!
— Где мы его будем искать? Дядя Нико отовсюду нас гонит взашей.
— И очень хорошо делает. Если бы мы разок-другой показались на работе в колхозе, может, он и место бы отвел и даже выдал бы нам футбольную форму, что лежит под замком на складе. — Муртаз встал и отряхнул брюки.
— Ох, вот это было бы дело, ребята! Вот тогда бы пошли тренировки! И курдгелаурских мы бы наверняка побили.
— Не беспокойтесь, и так с ними управимся.
— Но ведь ты-то выходишь иногда на работу, Нодар. А Эрмана и все остальные ребята вообще каждый день там околачиваются. Почему же, спрашивается, им формы не выдают?
— Эх, да если бы и выдали, Махаре, сколько мы успеем провести тренировок? Через два-три дня уже встречаемся с курдгелаурцами.
— Хитрюга дядя Нико! Хочет нас этим приманить!
— Приманить! А тебе повредит, если ты несколько трудодней наработаешь? Ну, пойдем, Нодар!
— Иду, иду. Подожди меня.
Поднялись и остальные.
— Куда ты спешишь, Нодар? Твоя мать перепугается — не заболел ли сынок, что вернулся в такую рань.
— Какая же это рань? Завтра мне с утра ехать в Телави — пожалуй, и не встану к автобусу.
— А иначе, как на автобусе, тебе до Телави добраться невозможно?
— Пешком пусть дураки ходят.
— Нет, зачем же пешком, об этом и речи нет. Вон, на Фирузу садись, — посоветовал Coco.
— Да это бы неплохо! Он как размахается ножищами, сразу спидометр до ста двадцати взлетит.
— Потешиться захотел? Вы бы лучше в зеркало поглядели!
— А я тебе, брат, не советую на Фирузу садиться.
— Почему, Надувной?
— Холодно наверху. Схватишь насморк.
3
Шавлего миновал затененную кленами дорогу, спустился к Берхеве, взбежал по короткому скату на противоположном берегу и остановился под пышной кроной могучего каменного дерева.
Поглядев по сторонам, он прошел внутрь пустынного заброшенного двора.
Развалины клуба выглядели в лунном свете точно так же, как несколько лет назад. Разница была только в том, что прежде рядом с ними высились кучи камней, штабеля кирпича, черепицы и лесоматериалов, а теперь все это исчезло. Там, где был старый клуб, вздымались небольшие бугры песка, успевшего перемешаться с землей; основания разрушенных стен сплошь заросли крапивой и кустами бузины, перевитой желтой повиликой.
Долго смотрел Шавлего на эти развалины, а наглядевшись вдоволь, повернул в ту сторону, где над фундаментом начали уже возвышаться новые стены.
