— Здесь, в тире.
— Наверно, на охоту часто ходите?
— Это зачем? Пусть на охоту ходят те, кому на месте не сидится. Я люблю дичину за столом.
— Ну, а рана откуда?
— Какая там рана — просто в Ахмете во время драки рассадили мне бровь.
«Победа» миновала холм Тахтигора, пронеслась через Лалискури и выехала на алванские поля.
Перед корреспондентом открылась великолепная луговина, простиравшаяся от Тахтигора до замка Бахтриони. С одной стороны обступали ее высокие лесные горы, с другой пролегала извилистой, узкой каймой голубая лента Алазани.
Здесь когда-то кривоногие воины Ланг-Темура топтали шелковую траву своими желтыми сапогами.
А еще раньше вспыхнувший в Мекке и Медине пожар забросил сюда опаленных солнцем пустыни сарацинов.
Здесь пускали на подножный корм своих диких, горячих коней коварные турки.
Здесь пронзал своим длинным копьем персидских сарбазов тушин Гаприндаули, а звон тяжелого меча Георгия Саакадзе достигал девятивратной церкви Цхракара, что высилась вдали, на горной вершине.
Когда-то пустынное это поле служило зимним пастбищем овцеводам-тушинам, гнездившимся в неприступных горах и ущельях. Потом рядом с открытыми загонами появились хижины и овчарни, потом песок смешался с известью и воздвиглись дома прочной каменной кладки.
А ныне прямые как стрела улицы, красивые каменные и кирпичные двухэтажные дома, утопающие в плодовых садах, дивят заезжих людей.
По просьбе пассажира машина замедлила ход. Мимо проносились стройные ряды выстроившихся вдоль дороги прямых и высоких тополей. Местами в аккуратном цементном русле журчали прозрачные, как хрусталь, ледяные горные потоки. За штакетными изгородями, в зеленых дворах, заросших бархатными газонами, виднелись аллеи фруктовых деревьев, виноградные беседки. Балконные столбы домов были увиты плющом и виноградом. Кое-где на стенах домов красовались кабаньи головы и огромные турьи рога — знак телесной мощи и бесстрашия тушина. А иные хозяева вывесили на балконах, вместе с яркими разноцветными коврами, медвежьи, оленьи и джейраньи шкуры.
На балконах сидели тушинки в красивых передниках и вязали пестрые тушинские шерстяные носки.
По улице проходили с беззаботным смехом румяные русоволосые девушки: они провожали машину беглым взглядом, а порой и брошенной вслед зеленой веточкой.
«Победа» остановилась перед большим двухэтажным зданием. Корреспондент вышел из нее и стал медленно подниматься по лестнице, ведущей в контору совхоза.
Купрача запер машину и последовал за своим пассажиром. На верху лестницы он опередил корреспондента, первым вошел в комнату и, подойдя к бухгалтеру, склонившемуся над ворохом бумаг, что-то шепнул ему на ухо.
В конторе вдруг замелькали растерянные лица, из комнаты в комнату озабоченно забегали люди. Однако, узнав, что этот высокий, сухощавый человек приехал не с враждебными, а, напротив, с вполне дружескими намерениями, служащие успокоились. Счетоводы выложили перед гостем, который подсел к столу бухгалтера, всевозможные материалы — цифры наличия и роста поголовья крупного рогатого скота, таблицы норм надоя и их выполнения, сведения о настриге шерсти и сдаче ее заготовителям, планы расширения маслобойного и сыроваренного производства, проценты приплода и перспективы его сохранения и умножения и многое другое.
— Почему в деревне одни женщины? — поинтересовался корреспондент. — Всю дорогу, пока мы ехали сюда, я не видел нигде ни одного мужчины.
Стыдливо потупясь, девушка-счетовод удовлетворила любопытство дорогого гостя:
— Большинство мужчин в горах, с овечьими отарами. А остальные в поле или в виноградниках.
— А чабаны летом никогда не спускаются с гор?
— Как же, бывает, что и спускаются.
— Нет ли сейчас в деревне кого-нибудь из пастухов?
— Нет, по-моему, никого… Впрочем, погодите. — И девушка поспешно прошла в другую комнату.
Появился бухгалтер. Он вышел на балкон и крикнул мальчику, дремавшему под липой:
— Беги скорей, позови Форэ. Пусть поторопится. Скажи, что приехали из Тбилиси, хотят с ним поговорить.
Целый час после этого Купрача сидел со скучающим видом в углу, а корреспондент задавал счетоводу разнообразные вопросы, рылся в бумагах и записывал что-то в блокнот. Наконец в дверях показался высокий, статный пожилой человек с маленькой войлочной шапочкой на затылке.
Корреспондент поднял голову от бумаг и ответил на приветствие вошедшего:
— Здравствуйте. Садитесь, — он показал чабану на стул.
— Спасибо, я постою.
— Как угодно. Но лучше бы вам сесть. Как ваше имя?
— Форэ я, Лухумаидзе.
— Ого, да вы, я вижу, человек родовитый! Не ваш ли предок был тот Лухумн, которого ранили у крепости Бахтриони?{2}
— Это на которого разбойники напали? Нет, то Насипаидзе. Давно дело, было, при Николае. А ты, брат, откуда о нем знаешь?
Корреспондент улыбнулся:
— Да нет, я не о том Лухуми вас спрашивал. Ну, а скажите, где вы работаете?
Вошедший изумленно взглянул на гостя:
— Известно, какая у тушина работа? Овчар я, пастух.
— И давно?
— В сентябре будет тридцать семь лет.
Корреспондент заерзал на стуле от удовольствия.
— Хорошо! Превосходно! И сколько под вашим присмотром овец?
— Нисколько. Я за овцами не присматриваю.
На лице корреспондента выразилось недоумение.
— Ведь сами же сказали, что вы овчар…
— Ну да, овчар, только за овцами больше не хожу. Уж второй год, как меня к ягнятам приставили.
Корреспондент рассмеялся:
— Овцы или ягнята — разве не все равно?
— Нет, почему все равно? Овец доят, и пасутся они ниже в горах. А ягнята — под самыми ледниками.
— Ого, этого я и не знал. Очень хорошо, прекрасно. А теперь скажите, какие меры вы принимаете по уходу за отарами?
— А какие еще меры принимать? Все, что в наших силах, то и делаем.
Корреспондент подбодрил чабана:
— Говорите! Говорите без стеснения и ничего не бойтесь.
Тушин недоверчиво глянул на блокнот в руках своего собеседника.
— Что ты там записываешь? Смотри, плохого ничего не пиши, — лучше моих ягнят ни на одной ферме в Асахском ущелье не сыщется.
— Не бойтесь, напротив, о вас будут по радио рассказывать как о передовом пастухе. А как вы за ягнятами ухаживаете?
Доверительная улыбка на лице приезжего, однако же, не вполне рассеяла опасения чабана. Он начал осторожно:
— Ухаживаем мы за ягнятами так, что ни днем ни ночью глаз не смыкаем. Днем ищем для них траву
