Джавахашвили, присев на оглоблю, уписывал за обе щеки свой обед; не забывал он и своего любимого осла, которому время от времени собственной рукой запихивал в пасть изрядный пук соломы вперемешку с травой.
Избалованное животное оглядывало блестящими глазами собравшихся вокруг людей, как бы желая сказать: «Смотрите, в каком я почете у моего мудрого хозяина.»
Русудан с улыбкой смерила взглядом сумку, битком набитую провизией, и вспомнила ходившие в деревне рассказы о баснословном аппетите Ии Джавахашвили.
Удивившись мимоходом тому, что сегодня и Миха вышел на работу, она спросила девушку, направлявшуюся ей навстречу:
— Где председатель? И почему здесь столько народу собралось?
Девушка взяла ее под руку и повела туда, где сидели женщины.
— Отдыхаем. Пойдем к нам, присядь, отдохни и ты немножко. Нельзя же все время гонять по жаре на дрожках — заболеешь! Жаль, что раньше не подоспела, — пропустила самое интересное. — Девушка лукаво глянула на Русудан. — Знаешь, кто приезжал?
— Кто? — спросила Русудан.
Ламара приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться губами до ее уха:
— Артисты. Приехали и устроили в поле концерт. Заодно и нас позвали — тех, кто работал в винограднике. Мы как раз подрезали лозы в Кондахасеули.
Русудан посмотрела с недоумением на девушку, но потом догадалась: речь, по-видимому, шла о бригаде тбилисских артистов, переезжавшей из района в район с концертами для работников полей.
Из разговоров женщин Русудан поняла, что приезжие артисты спели две-три арии, несколько песен, а потом инструктор райкома повел их в рощу, на берег Алазани.
— И председателя с собой взяли, — добавила Ламара.
Русудан тотчас же повернула назад, пересекла пожню в обратном направлении и отыскала двуколку, оставленную ею на краю участка, под большим кустом боярышника.
Вечером она решительно вошла в кабинет председателя колхоза — не спросясь и не постучавшись, чего раньше с ней никогда не бывало. Вошла — и остановилась на пороге, услышав деловитый голос дяди Нико, скрытого от нее широкой спиной сидевшего перед ним посетителя.
Девушка стояла в дверях, не зная, войти ей или подождать, пока председатель освободится. Решив, что невежливо вмешиваться в чужую беседу, а тем более — незаметно ее подслушивать, она хотела было повернуться и уйти, но тут дядя Нико, поднявшись с места, увидел ее через голову собеседника.
— Входи, дочка, что ты стоишь в дверях! — обрадовался он и, обращаясь к посетителю, пояснил:- Вот это и есть наш агроном.
Незнакомец повернулся лицом к Русудан.
Девушка вздрогнула, провела по лбу ладонью. Потом поднесла руку к вырезу платья, чуть пониже точеной шеи.
«Это он! — отдалось у нее в мозгу. — Небось успел уже рассказать, как спасал мою честь в алазанских зарослях».
Она почувствовала вдруг неприязнь к этому случайному свидетелю ее унижения, и красивое ее лицо омрачилось.
— Что с тобой, дочка?
— Ничего, дядя Нико, со мной все в порядке. Просто я сегодня целый день в поле и, должно быть, перегрелась. Да вот еще шнурок от шляпы замучил — врезается в горло.
Девушка сняла соломенную шляпу. По стройной шее рассыпались густые пряди каштановых волос.
— Не годится, дочка, столько по жаре ездить, — дядя Нико пододвинул ей стул. — Садись, отдохни, приди в себя.
Незнакомец вдруг попрощался с председателем, извинился перед Русудан и, нагнув голову, с трудом протиснулся в дверь.
Заскрипели ступени под его тяжелыми шагами. Когда шаги стихли, девушка спросила устало:
— Кто это, дядя Нико?
— Наш земляк. Здешний. Что это ты сегодня сама не своя?
— Как здешний?
— Ну да. Это деверь Нино.
— Ах вот оно что… Так это и есть деверь Нино?
— Ну да. Что же тут удивительного?
— Да ничего. Почему он вдруг убежал?
Русудан постаралась скрыть, что это ее только обрадовало.
— Не хотел, верно, мешать нашему разговору… У тебя ко мне дело? Зачем побеспокоилась?
Девушка сразу вспомнила причину, которая привела ее сюда, и, снова нахмурившись, встала.
— Куда это годится, дядя Нико, по краям участка убирать хлеб как следует, а в середине только для виду? Разве мало на урожай потрачено труда, мало пота пролито? И какое право имеет комбайнер не слушаться агронома и даже грубо ему возражать? На кого работаем — на врага, что ли?
— Ну, ну, что он там тебе наговорил?
— Что сказал, то сказал — не это важно. Главное, что на участке возле большого дуба губят хлеб. Комбайнеру только бы перевыполнить план — вот он и гонит вовсю и для быстроты уборки держит хедер чуть ли не на высоте колосьев. Видно, потому и не захотел прицепить к комбайну тарелочный культиватор.
Председатель улыбнулся девушке и попытался ее успокоить:
— Язык без костей, дочка, да и какой спрос с комбайнера? А оттого, что разрыхлитель не прицепили, думаю, большого вреда не будет.
Девушка пожала. плечами с неудовольствием.
— С комбайнера, дядя Нико, и в том и в другом отношении спрос немалый. А насчет культиватора… Вы думаете, если не готовить почву сейчас под пахоту, то семена сорняков в ней уже и не прорастут?
Дядя Нико встал, заложил руки за спину и прошелся взад-вперед по комнате.
— Знаю, дочка, все знаю. Как не знать?.. Но где у нас столько времени, скажи на милость?
— Но ведь надо же подготовить пожню для пахоты, дядя Нико?
— Конечно, надо. Как же иначе? Вот мы и выделили косарей, чтобы убрать солому.
— Много ли накосят старик Саба и сонливый Миха? А у остальных одни серпы. Нет, дядя Нико, ничего они не успеют сделать. А если поле не подготовить как следует, ручаюсь — ни один тракторист не возьмется его запахать.
Настойчивость агронома была явно неприятна дяде Нико.
— Эх, дочка, и умеете же все вы приставать! — сказал он досадливо. — Не успеют выкосить — будем палить стерню.
— Вы и в прошлом году не послушали меня — сделали именно так, дядя Нико. Но теперь я ни в коем случае этого не допущу, — Русудан все больше разгорячалась. — Разве вам не известно, что от палов портится почва? Испаряется вода, верхний слой теряет влагу, ссыхается, крошится и превращается в пыль. Неужели вы этого не знаете?
Председатель смягчился.
— Ну и любишь же ты, дочка, нагнать страху! Знаю, как не знать, очень даже хорошо знаю. Но ведь за всем не угонишься где у нас столько народу? Сама видишь — молодежь бежит из колхоза или увиливает от работы. — Нико остановился на мгновение и добавил с усмешкой: — Ничего не попишешь — приходится надеяться на старичков вроде меня. А на этих бездельников ничего не действует — ни ласка, ни брань, ни обещания, ни угрозы.
Русудан встала.
— Кто повода ищет, скажет — молоко недосолено. Никто не бежит из деревни. Уезжают единицы, да и то на учебу. В колхозе вполне достаточно молодежи: ей нужны забота и внимание, а не угрозы и брань. Дайте им вместо обещаний настоящее дело — увидите, как они за вами пойдут.
Нико развел руками:
