— В чём дело, ребята?
Вошедшие молчали.
— В чём дело? Языки, что ли, у вас отнялись? Энукишвили поднял голову.
— Мы опоздали, Сандро.
— Ну и ладно… — не сразу понял командир. — Нико-то вы отвязали?
— Его отвязали до нас! — жалобно пропищал Блоха. — Мы не застали Нико на месте.
— Что-о?! — забыв об осторожности, вскричали мальчишки и, как один, вскочили на ноги.
— Ничего там нет: ни Нико, ни ремней.
Сандро порывисто опустился на солому и закусил травинку.
— Пропали, братцы! Вот беда-то! — захныкал Авто.
— Вот так-та-ак!..
— Да, скверная, брат, история! Ясно, как день, скверная, — заключил Снайпер.
— Как ему удалось освободить руки?
— Может, он разорвал ремни?
— Ерунда, я знаю свой ремень — его так просто не порвёшь.
— Неужели я так бездарно привязал его? — дивился Гоги.
— Что будем делать, Сандро?
Командир, задумавшись, уставился на почерневшие от дождей стены сарая.
— Да, история не из приятных. Не думаю, чтобы Нико был способен на такое геройство. Нас кто-то предал. А теперь уж он не станет молчать.
Мальчишки повесили носы.
— Пока наши ремни в руках у Нико, мы его пленники. В эту же ночь их нужно выкрасть. — Сандро решительно поднялся. — Дело не терпит отлагательств. Снайпер, ты берёшься это сделать?
— Ещё бы!
— Кого тебе дать в подмогу?
— Ремни — штука не тяжёлая.
— Как знаешь! Вся надежда на тебя!
— Не подкачай, Снайпер!
— Желаем удачи!..
Поручив сложную операцию ловкачу Снайперу, мальчишки немного успокоились и бесшумно высыпали из сарая.
ВОРИШКА
Дед Димитрий с мальчишеских лет любил садоводство. Всю Кахетию исходил он вдоль и поперёк и, где только находил хорошую породу деревьев, любыми путями добывал саженцы. Свой участок он превратил в чудесный сад, такой густой и зелёный, что казалось — зелени этой тесно в саду и она рвётся наружу, распирая ограду. Лучше всех на селе умел дед Димитрий прививать деревья. На особо выделенном участке у него было множество саженцев, за которыми приезжали люди из соседних деревень. Как за младенцами, ухаживал садовник за ними и знал и помнил не только день, но и час, когда они были посажены.
Добрый по природе, Димитрий приходил в ярость, когда кто-нибудь забирался в его сад. Верно, за эту вспыльчивость и прозвал его «Грозным» русский старик Григорий, поселившийся в Икалто во время войны.
Прозвище так быстро и прочно пристало к садовнику, что теперь всё Икалто величало его Грозным. Да и Димитрий привык к этому имени, словно был от рождения наречён им.
После смерти младшей дочери — любимицы — Димитрий пристрастился к вину. Вино сделало своё дело — Грозный отяжелел, обмяк, но делу своему не изменил. Хотя был он назначен сторожем Икалтойской академии, и там не расставался с садовыми ножницами и во дворе академии насажал деревьев и ухаживал за ними.
Долгое время жил он один в своём большом доме, но потом не выдержал и написал зятю, прося прислать к нему внучку. Его вторая дочь пожалела одинокого отца и, так как за девочкой нужно было присматривать, переехала на работу в село.
Лена очень любила деда. И село Икалто ей нравилось.
В этот вечер Лена сидела на балконе деревенского дома и крупным старательным почерком писала письмо отцу, который остался в городе.
Девочка была задумчива и грустна. У её ног, положив морду на лапы, лежал лохматый пёс Алм
— Вот и всё, Лили. — Лена пробежала глазами письмо, помахала им и вложила в конверт. — Скоро папка его получит!..
— Наконец-то! И как ты только можешь писать такие длинные письма?
— Если бы ты знала, какой у меня папа, ты бы не удивлялась. — Лена улыбнулась.
— Но мне уже пора идти, — огорчённо сказала Лили, — а мы так и не успели позаниматься.
— Не бойся. Ещё успеем.
— Когда же? Вон уже темнеет.
— Твоя мама ведь знает, что ты у нас. Да и ваш дом в двух шагах. Я провожу тебя, если ты так уж боишься. Или останься у нас на ночь…
Лена вдруг замолчала, прислушиваясь к чему-то, потом схватила подружку за руку и испуганно сказала:
— Ты ничего не слышишь?
— Нет. А что? — встрепенулась Лили.
— Вроде плачет кто-то.
— Плачет?
— Или смеётся… Я что-то не пойму.
— Кто бы это мог быть? А, Лена?
— Не знаю.
— Наверное, какой-нибудь мальчишка забрался в сад, и твой дедушка поймал его.
— Хочешь, сходим посмотрим, а?
— Нет, Лена, я боюсь. Там совсем темно.
— Да нет же, ещё не темно. Ещё только вечереет.
— Ладно, пойдём, только возьмём с собой Алмасу, — наконец сдалась Лили.
— Верно. Алмаса сильный. Возьмём его!
— Бери за ошейник.
Лохматый пёс не возражал против прогулки. Девочки с собакой по каменной лестнице спустились с балкона, пересекли двор, прошли мимо обобранной яблони, миновали инжировые деревья и углубились в сад. Собака вдруг заволновалась, зарычала и потянула их вправо, к большому грушевому дереву. Девочки, робея, следовали за ней.
Откуда-то из-под дерева, из сгустившегося мрака, послышался стон и скрежет зубов.
Пёс залаял и рванулся туда.
Девочки напряжённо вглядывались в сгустившиеся сумерки. Там не видно было ни души, но стон слышался совершенно явственно. Они посмотрели вверх — ни один листик на дереве не шелохнулся.
Пёс лаял и рвался из рук.
Подружки обошли грушу кругом и вдруг вскрикнули и замерли, не в силах сдвинуться с места.