прогрессии. Это одинаково изумляло как традиционные церкви, так и нас самих.
Через два месяца после начала проповеднической деятельности в общежитиях наша община выросла до невероятных размеров, в основном за счет студентов университетов Ихва и Ёнсе. Наша Церковь росла как на дрожжах! Похоже, к нам ворвался свежий весенний ветер и в мгновение ока изменил сердца студентов. Десятки молодых людей собрали вещи и покинули общежития Ихва, и все это — за один день. Если кто-либо пытался их остановить, они отвечали: «Зачем вы пытаетесь нам помешать? Хотите задержать — так убейте! Просто возьмите и убейте меня!» Они сбегали из общежитий, вылезая из окон и перелезая через заборы. Я пытался вразумить их — но куда там! Они не хотели оставаться в своих чистых и опрятных университетах: их тянуло к нам, в нашу крохотную Церковь, где стояла вонь от нестиранных носков. И никто ничего не мог с этим поделать.
В конце концов, декан Ким Хвал Лан послала к нам в Церковь профессора Ким Ён Ун из Департамента религиозной и социальной помощи. Профессор Ким изучала теологию в Канаде и была хорошим теологом, и университет Ихва возлагал на нее большие надежды. Декан Ким Хвал Лан выбрала профессора Ким, чьей специальностью была теология, поскольку та могла выступить с конструктивной критикой нашего вероучения, которую потом можно было бы использовать для предотвращения утечки студентов. Однако через неделю после встречи со мной профессор Ким, тот самый полномочный представитель, присоединилась к нашей Церкви и стала одной из самых активных последовательниц! Это придало нам еще больший авторитет в глазах других профессоров и студентов Ихва, и наша Церковь стала расти со скоростью снежной лавины.
Ситуация начала выходить из-под контроля, и традиционные церкви снова принялись обвинять нас в том, что мы крадем у них прихожан. Мне это казалось несправедливым. Я никого не принуждал слушать мои службы и посещать нашу Церковь. Если я прогонял людей через парадную дверь, они возвращались через черный вход. Если я запирал двери, люди перелезали через забор. Я просто не мог остановить их! Более всего эта ситуация озадачивала администрации университетов Ихва и Ёнсе, которые пользовались поддержкой христианских фондов и поэтому не могли оставаться в стороне и спокойно смотреть, как их студенты и преподаватели в массовом порядке перетекают в другую религиозную группу.
Два университета исключают студентов и увольняют профессоров
Университет Ёнсе и женский университет Ихва оказались в кризисной ситуации и в конце концов приняли меры, которые не принимались ни до, ни после этого случая. Ихва уволил пятерых профессоров, включая профессора Ким Ён Ун, и исключил четырнадцать студенток, пятеро из которых заканчивали последний курс. Ёнсе также уволил одного профессора и исключил двоих студентов.
Священник университета Ихва пытался уговаривать студенток: «Вы можете снова ходить в ту Церковь после того, как получите диплом, и тогда наш университет избежит неприятностей». Однако уговоры не действовали — напротив, эффект был прямо противоположным.
Исключенные студенты пытались было протестовать: «В нашем вузе учатся даже атеисты и дети самых настоящих шаманов! Как вы можете оправдывать наше исключение и тем самым лицемерно попустительствовать двойным стандартам?»
Однако администрации вузов выдержали натиск и продолжали стоять на своем: «Мы — частное учебное заведение под патронажем христианской церкви, и мы имеем право исключать любых студентов по нашему усмотрению».
Вскоре информация об инциденте просочилась в прессу, и одна из газет опубликовала статью под заголовком: «В стране, где заявлена свобода вероисповедания, увольнения и исключения недопустимы!» После этого ситуация стала предметом бурных обсуждений среди широкой общественности.
Поскольку университет Ихва существовал за счет финансовых вложений канадского христианского фонда, университетская администрация опасалась, что финансирование прекратится, как только в фонде станет известно о том, что большая часть студентов присоединилась к Церкви, которую все считают еретической. В университете трижды в неделю стали проводиться богослужения, во время которых составлялись списки участников и отсылались в главный офис миссионерской деятельности.
После отчисления студентов и увольнения профессоров общественное мнение склонилось в нашу сторону. И тогда администрация Ихва, желая как-то повлиять на ситуацию, стала распространять лживые слухи — слишком гнусные, чтобы их повторять. К сожалению, как это часто бывает, чем грязнее были слухи, тем с большим удовольствием люди смаковали их и передавали друг другу в полной уверенности, что все это правда. В конечном итоге слухи начали подпитывать сами себя и жить своей собственной жизнью. Нашей Церкви пришлось терпеть все это год и даже больше.
Я не хотел, чтобы эта проблема до такой степени вышла из-под контроля. Мне вообще не хотелось создавать какие-либо проблемы, и я попытался убедить студентов и профессоров вести простую и спокойную жизнь в вере, объясняя им, что нет никакой необходимости сбегать из общежитий и таким образом привлекать к себе негативное внимание общества. Но люди были непреклонны: «Почему вы просите нас не приходить сюда? Мы хотим получить столько же благодати, сколько и все остальные!» В итоге они вынуждены были расстаться с учебой, и я был не в восторге от этого...
После отчисления из университета студенты собрались вместе и отправились в молитвенный зал на гору Самгак на окраине Сеула, чтобы хоть как-то залечить глубокие душевные раны. Их выгнали из университета, их семьи разгневались на них и друзья больше не хотели с ними общаться. Им было некуда идти. Тогда они стали поститься и молиться с таким отчаянием, что во время молитвы от рыданий у них текло из глаз и из носа. Некоторые даже заговорили на разных языках.
Воистину, Бог является тогда, когда мы доходим до грани отчаяния и вот-вот падем духом. И студенты, изгнанные из университета, из дома и из общества, встретили Бога в молитвенном зале на горе Самгак...
Я тоже ходил на гору Самгак, чтобы принести поесть студентам, истощенным постами, и как-то утешить их.
«Это действительно ужасно, что вас отчислили ни за что, — говорил я им. — Но это не повод для того, чтобы уморить себя постами! Если ваша совесть чиста и вы уверены, что все сделали правильно, значит, никакие оскорбления для вас не будут позором. Не расстраивайтесь и наберитесь терпения: придет и ваше время!»
Пятеро из несостоявшихся выпускниц смогли перевестись в женский университет Сунмён, но ущерб от инцидента был весьма ощутимым.
Именно после этого случая моя репутация очень сильно пострадала. Всю ответственность за злодеяния, совершаемые в других религиозных группах, газеты стали приписывать нам. И если после первой волны слухов люди спрашивали: «Неужели это может быть правдой?» — то теперь они были убеждены: «Да, это правда!»
Очень больно и горько чувствовать такое несправедливое отношение к себе. Несправедливость была столь чудовищной, что она всколыхнула во мне волну гнева. Мне так хотелось выступить и опровергнуть все обвинения! Однако я не сказал ни слова и даже не пытался бороться. Нам предстояло слишком много дел, и у нас не было времени на борьбу и конфликты.
Я был уверен, что со временем и недопонимание, и ненависть сойдут на нет и что нам не стоит тратить слишком много нервов и сил на борьбу с этим. Я притворялся, будто не слышу, как люди говорят обо мне: «Хоть бы этого Муна поразило молнией!» — и пытался не обращать внимания на то, как христианские священники молят Бога о моей смерти.
Однако вместо того чтобы утихнуть, слухи стали множиться и становиться все более оскорбительными день ото дня. Казалось, весь мир объединился против меня и теперь тычет пальцем в мою сторону, пытаясь обвинить во всех смертных грехах. На фабрике Хыннам даже в самый разгар жары я не закатывал штаны, чтобы никто не видел моих голеней, а теперь слухи обвиняли меня в том, что я танцую в Церкви нагишом! Дошло до того, что новички, приходившие к нам в первый раз, стали многозначительно поглядывать на меня, словно спрашивая: «Это вы обычно раздеваетесь и танцуете голым?»
Я понимал лучше, чем кто-либо, что для того, чтобы непонимание рассеялось, необходимо время,
