противостоять притязаниям своего второго мужа – хотя бы ради того, чтобы у него не возникло соблазна, используя ее как орудие, покуситься на наследственные права ее сына.
– Я очень устала и хочу спать, – сказала она. Это было чистой воды ложью, поскольку в эту минуту ей было не до сна. Она перевернулась на, спину и добавила:
– К тому же рядом спит мой сын.
На губах у Ричарда появилась ироническая улыбка.
– Разве нельзя проделать все это тихонько, не поднимая шума?
– А ты на такое способен? – ледяным тоном произнесла Элисса и снова повернулась к нему спиной.
После многообещающих ласк в карете Ричард надеялся, что его притязания на интимную близость встретят куда более радушный прием со стороны супруги. Подавив усилием воли гнев, он решил по возможности обдумать все спокойно и рационально и не давать воли эмоциям.
Ясно как день, что она принимает его за развратного, беспринципного негодяя. Если он будет продолжать ее домогаться, она скорее всего воспримет это как доказательство, подтверждающее его аморальность. К тому же она была совершенно права, когда упомянула о своем сыне. Нельзя заниматься любовью рядом с кроваткой, в которой спит ребенок.
По этой причине, решил он, лучше всего оставить ее в покое.
Но способен ли он преодолеть свое эгоистичное стремление овладеть ею?
Разумеется, способен. Ведь не раб же он, в самом деле, своей чувственности! Ему вполне по силам держать свои желания под контролем.
Чтобы доказать это самому себе и, кроме того, показать жене, что он вовсе не склонен беспрекословно выполнять ее команды, Ричард всем телом прижался к ней и сжал ее в своих объятиях. Более того, он снова стал ласкать ее руки, стройные бедра и полную грудь.
Скоро дыхание Элиссы участилось.
Ричард отвел с розового уха жены прядь густых, пахнувших полевыми цветами волос и коснулся поцелуем нежной кожи у нее на шее. Когда он с новой силой прижал ее к себе, его возбужденная мужественность коснулась ее упругих ягодиц, делая пытку, на которую он себя обрек, просто невыносимой. Издав приглушенный стон, он зарылся лицом в ее густые волосы.
– Делай что должен, но прошу тебя – постарайся не разбудить ребенка, – шепотом сказала Элисса.
Следующим утром их карета вновь катила по грязной дороге, а Элисса все время задавала себе вопрос: заговорит ли с ней Ричард или будет до окончания путешествия болтать о всяких пустяках с ее сыном?
После того как она попросила Ричарда не будить Уила, он страшно на нее разозлился, перевернулся на бок и уснул – по крайней мере сделал вид, что спит. На Элиссу же неожиданно нахлынуло чувство вины, не говоря уже о чувстве разочарования в глубине души она мечтала о близости с мужем.
Он, помнится, говорил ей, что ничуть не похож на Уильяма Лонгберна, она же отнюдь не торопилась предоставить ему возможность это доказать. Это-то и мучило ее сейчас больше всего.
По этой, должно быть, причине она согласно кивнула, когда Ричард спросил, не станет ли она возражать, если Уил посидит с ним рядом. Она не выказала своего неудовольствия даже тогда, когда Ричард снял с себя перевязь и шпагу и позволил Уилу подержать оружие в руках.
Сегодня вечером они доберутся до Оустона, что в Лестере, откуда до Блайт-Холла рукой подать. Дорога до дома должна была, по расчетам Элиссы, занять не более трех дней, в то время как до Лондона она добиралась целую неделю.
– Расскажи мне о дуэлях, – сказал Уил, обращаясь к Ричарду. – Ты же обещал!
– Ничего я тебе не обещал, – ответил Ричард, отрываясь от созерцания скучных видов, проплывавших за окном, и улыбаясь Уилу.
– Но ведь ты говорил, что расскажешь, говорил!
Ричард устремил на Элиссу взгляд.
– Есть возражения, миледи?
Вопрос был прост и не содержал в себе никакого подвоха, однако Элисса вспыхнула как маков цвет.
Она никак не могла отделаться от ощущения, что каждое слово Ричарда содержит в себе намек на события предыдущей ночи.
Но все же надо было хоть что-нибудь ответить.
– Хорошо, рассказывай, но только о такой дуэли, где все происходило в полном соответствии с правилами, – сказала она.
– Как же иначе, мадам? Заверяю вас, ничего не достойного внимания благородных людей в моем рассказе не будет, – заявил Ричард, затем повернулся к Уилу и начал свое повествование. – Некий француз позволил себе оскорбить любимую сестру короля. Его величество не услышал оскорбительного намека, который тот позволил себе сделать в присутствии английских придворных. К несчастью для француза, его оскорбительная реплика донеслась до меня. Есть люди, которые не одобряют нашего короля, но сестра его величества, вне всякого сомнения, на редкость очаровательная и благородная леди.
Элисса дала себе слово не ревновать Ричарда к сестре короля, какие бы комплименты он ей ни расточал.
Блайт продолжал свой рассказ:
– Я, разумеется, не мог оставить оскорбление без ответа.
– А что же все-таки сказал француз? – спросил Уил.
– Я не стану повторять его слова, поскольку не желаю пачкать рот. Как бы то ни было, я вызвал француза на поединок, и мы договорились о времени и месте встречи. Поединок должен был состояться на рассвете в пригороде Парижа, на поросшем травой поле, которое примыкало к маленькой ферме.
– А Карл знал об этом? – поинтересовалась Элисса.
Ричард нахмурил брови:
– Разумеется, нет. Как можно было ему об этом сообщить, не повторив гнусных измышлений, оскорблявших честь принцессы, а значит, и его честь?
– Стало быть, он не знал, что ты рискуешь жизнью, защищая честь его сестры?
Ричард широко улыбнулся:
– Признаться, я не думал, что моей жизни угрожает серьезная опасность. Пьер не очень-то хорошо владел шпагой.
– А ты хорошо ею владеешь? – спросил Уил.
– Да уж, лучше, чем Пьер… Так вот, ночью пошел дождь и основательно намочил землю. По этой причине я предложил Пьеру отложить поединок. – В голосе Ричарда неожиданно зазвучал металл. – К сожалению, Пьер не внял моим доводам и отказался.
Элисса подумала, что француз скорее всего неверно истолковал предложение Ричарда и решил, что его противник просто-напросто струсил. Ричарду же сама мысль о том, что кто-то может подозревать его в трусости, была нестерпима.
– Итак, когда взошло солнце, мы вышли на поле. Надо сказать, мы оба были не в лучшей форме, поскольку перед дуэлью обычно не спится. Пьер к тому же пытался добрать смелости, которой ему не хватало, с помощью бутылки.
– Как это – с помощью бутылки? – Уил озадаченно посмотрел на Ричарда.
– Он был пьян, – расшифровал Ричард свои слова. – Пьян, молод и напуган.
– Ты, значит, его не боялся, – путем несложного умозаключения пришел к выводу Уил.
– Не боялся. Повторяю, он был пьян, молод и напуган, – сказал Ричард. – Поскольку ночью лил дождь, с деревьев капало, трава была мокрой и скользкой, а от земли поднимался пар. На некотором удалении от нас, в поле, пасся огромный бык, который, как мне показалось, вел себя довольно беспокойно. Однако пора было начинать дуэль, и секундант Пьера подал сигнал к началу.
– А кто у тебя был секундантом? – спросил Уил.
– У меня, видишь ли, вообще не было секунданта.
– Не было секунданта? – с удивлением переспросила Элисса.
– Как я уже говорил, мне не хотелось, чтобы король узнал о поединке, и я решил никого из англичан в известность не ставить. Ну так вот… Мы вытащили шпаги и принялись описывать круги, – продолжал рассказывать Ричард. – Пьер был слишком неопытен и горяч, а потому не прошло и минуты, как он на меня напал.
Увы, он забыл о том, что трава у него под ногами мокрая и скользкая, а руки куда короче, чем у меня. Выпад ему не удался, к тому же он поскользнулся и упал ничком в грязь.
Моя бы воля, я бы этим и ограничился, но он поднялся и снова пошел на меня. Я понял, что остановить его может только рана, поэтому нанес ему удар.
– Ты его убил, да? – прошептал Уил, посмотрев на него округлившимися от ужаса глазами.
– Ничего подобного. Я порезал ему щеку. Я решил оставить ему на память зарубку, чтобы он не забывал о том, что о благородной даме нельзя отзываться дурно.
– Значит, ты его не убил?
– Не убил. Но он все равно умер.
– Как же так? – одновременно воскликнули Уил и Элисса.
– Очень просто. Он промок, простудился и заболел. Его положили в постель и вызвали врача, но он так больше с постели и не поднялся. Как видите, результат дуэли оказались довольно плачевными, и славы этот поединок ни мне, ни ему не прибавил.
– Но все-таки ты поддержал честь сестры короля!
– Поддержал, да, но не в этом дело. Этот парень, Пьер, был просто-напросто глуп, но нельзя же убивать человека из-за того, что у него в голове пусто. Я многих ранил на дуэлях, но ни разу никого не убил. И меня тоже ранили, и не один раз, – закончил свое повествование Ричард.
– Я не заметила на тебе шрамов! – вскричала Элисса, которую мысль о том, что ее муж был ранен на поединке, повергла в ужас. «Какая глупая, жестокая забава, – думала она, – и как хорошо Ричард в своем рассказе это продемонстрировал».
– Ты просто не видела мое тело при дневном свете, – спокойно ответил Ричард.
Элиссе, однако, его спокойствие не передалось. Ее обуревало множество самых противоречивых чувств и эмоций: восхищение, страх, преклонение перед его благородством, даже желание снова увидеть его обнаженным, – но спокойствия она не ощущала.
– «Герб Бармейдов»! – объявил кучер, когда карета въехала во двор гостиницы.
Крик кучера отвлек Ричарда от воспоминаний о несчастном Пьере, и он выглянул из окна кареты.
– Подумать только – «Герб Бармейдов»! Оказывается, этот постоялый двор все еще
