возбуждение. Но это нельзя было и сравнить с той страстью, которая охватила его сейчас!
Уступая взаимному желанию, Бромвелл подхватил ее на руки, бережно опустил на диван, лег рядом и, словно безумный, стал осыпать поцелуями ее лицо, закрытые веки с трепещущими ресницами, шею, плечи… В нетерпеливой жажде подаваясь ему навстречу, она коснулась его сюртука, и он сорвал его и отшвырнул в сторону. Тогда ее руки скользнули ему под рубашку и стали нежно поглаживать его грудь.
Кровь бросилась ему в лицо, и он готов был так же торопливо освободиться и от остальной одежды, чтобы ничто не мешало ему овладеть ею, чтобы они слились в порыве страсти, как животные во время гона…
Но нет, нет-нет! Что это с ним? Как мог он до такой степени забыться!
Разве она заслуживает того, чтобы ею наспех овладели на этом старом продавленном диване! А если будет ребенок?! И он, как последний подлец, уедет из Англии, оставив ее одну, обесчещенную и вдобавок с ребенком? Мысль об этом будто встряхнула его и погасила желание.
Судорожно дыша, он встал с дивана.
— Нелл, я этого не сделаю. — Он заправил рубашку. — Это дурно и несправедливо по отношению к вам!
Она села на колени и положила руки на его прерывисто вздымающуюся грудь.
— Вы очень благородны, милорд, — прошептала она. — Я сознаю последствия и принимаю их. Слегка подвинувшись к краю дивана, она погладила его по соскам, затем потянулась к пуговицам на его штанах. — Если вы не хотите… этого, мы можем заняться… кое-чем другим. Я… Я читала вашу книгу.
Его книгу?! Он действительно едва не забыл, что написал книгу.
— Некоторые вещи в интимной жизни аборигенов звучат очень интригующе… — Пуговицы покорно расстегнулись под ее пальцами, и он всем телом вздрогнул, когда ее рука скользнула внутрь. — Правда, вы не очень подробно их описали…
Последние остатки воли покинули его, и, закрыв глаза, он весь отдался запретному, невероятному наслаждению, которое подарили ему ее губы и рот, ее необыкновенно нежные ласковые и горячие руки.
— Кажется, я все сделала правильно, — тихо, с оттенком торжества сказала она.
— Абсолютно, — пробормотал он, краснея от смущения, как школьник, и непослушными пальцами застегнул пуговицы. — Я и не знал, что описал все так… так подробно…
— Это не вы, я просто догадалась, — залившись краской счастья и удовлетворения, призналась Нелл. Она и думать не могла, что способна сделать что-либо подобное, но ей так хотелось доставить ему удовольствие, и теперь она была довольна собой.
— Вы… Вы просто невероятная женщина… И перестаньте называть меня милорд, особенно… особенно после этого. Мое имя Джастиниан, хотя оно слишком выспреннее. — Он натянул рубашку. — Мой отец находил это имя внушительным, тем более что мечтал видеть меня политиком. Школьные друзья прозвали меня Багги, потому что в то время не видели разницы между пауками и насекомыми.
Она откинула с его высокого чистого лба прядь волнистых волос.
— Для школьника прозвище вполне нормальное, но я не смогу вас так называть. Я вижу в вас взрослого мужчину, а не мальчика.
— Признаться, мне тоже не хотелось бы, что вы так ко мне обращались. Думаю, все-таки лучше просто по имени. Пожалуй, я к нему уже привык. — Он привлек ее к себе и поцеловал в нежные мягкие губы. — Но я больше не могу и дальше называть вас мисс Спрингли. Может, подойдет «дорогая»?
— Мои друзья зовут меня Нелл.
Он сел на диван и усадил ее к себе на колени.
— Скажите, Нелл, вы ничего не замечаете? А я припоминаю некую молодую леди, которая не так давно оказалась точно в таком же положении, что привело к совершенно неожиданным результатам.
В тон ему она ответила с шутливой серьезностью:
— Меня бы нисколько не удивило, если бы я узнала, что вы намеренно притащили паука в карету, чтобы соблазнить ничего не подозревающую молодую особу.
— Если бы я мог догадываться о вашей реакции, я вполне мог это сделать, хотя я вдруг подумал, что в Англии не существует другой женщины, которую мне было бы столь приятно держать на коленях.
— Ну, это вы только так говорите.
Глаза его стали серьезными.
— Я не просто говорю, я это чувствую — искренне, всем сердцем.
Не поднимая на него глаз, она машинально крутила пуговку на его рубашке.
— Что ж, я польщена.
— Это не комплимент, а чистая правда, и сейчас, поскольку я люблю справедливость, нам нужно заняться еще кое-чем…
— А именно. Джастиниан?
— Н-ну, например… — Он поцеловал ее сначала в губы, затем в подбородок, между тем поглаживая ее по выступающим из выреза грудям.
Она обвила его шею руками.
— Вы меня дразните, милорд.
— Джастиниан! Но это еще не все.
— Правда?
— О да! — Он подвинулся и опустил ее на диван, устроившись сбоку.
И снова захватил в плен ее нежные, податливые губы, обнимая одной рукой, а другой проникнув под корсаж и теребя и лаская ее соски, затем накрыл всю грудь пылающей ладонью. Она часто задышала и инстинктивно выгнула спину, терзаемая страстным желанием, разгоравшимся от его нежных и смелых ласк.
Ее возбуждение стремительно передалось ему, и, не прерывая жаркого и требовательного поцелуя, он ловко развязал ленточку панталон и стал гладить ее по шелковистым бедрам, коленям, спуская тонкие чулки к щиколоткам таким невообразимо интимным движением, что у нее перехватило дыхание. В следующую секунду он мягким нажимом на плечи попросил ее лечь на спину, прошептав, что тоже хочет доставить ей удовлетворение. Слегка недоумевая, она отдалась на его волю радостно, полная ожидания и…
О, немыслимо, невероятно, невообразимо! Он провел ее через такие взлеты и внезапные падения с высоты, от которых сердце то замирало, то пускалось вскачь, а кровь бешено бурлила в венах, доведя ее до взрыва, затем до сладостного освобождения, после чего она осталась лежать в полном изнеможении. Она едва верила, что он только что целовал ее всю, всю, и душа ее была полна нежности и благодарности.
Он целовал ее в изгиб локтя, в плечо.
Спустя какое-то время она прошептала, накручивая на палец его локон:
— В вашей книге этого не было.
— Потому что я узнал об этом не во время путешествия, — ответил он, вставая с дивана.
Это признание слегка ее огорчило, хотя она понимала, что он уходил в море уже взрослым и опытным мужчиной.
— Я читал не только классику и сочинения ученых, — сказал он и отвернулся, чтобы не смущать ее, пока она приводит в порядок свой туалет. — Вы были бы поражены, если бы узнали, какого сорта книги продаются в дешевых книжных лавках! Их авторы без зазрения совести приобщают читателей к своему сексуальному опыту.
Правда, раньше я этого не пробовал, — признался он, — так что это был еще один эксперимент, и, думаю, я могу считать его успешным.
— Весьма, — пробормотала она, гадая, что еще может быть в этих книгах.
Он начал застегивать рубашку.
— Нам лучше вернуться в дом. Друри с женой — они приехали вместе со мной, — да и мама наверняка волнуются. Боюсь, Джульетта и Друри ожидают увидеть вас в слезах. Признаться, я был страшно возмущен, когда думал, что вы солгали мне о ваших родителях.
— Какой-нибудь другой человек не просто возмутился, а пришел бы в бешенство, — сказала она, привстав, чтобы еще раз поцеловать его. — Это еще одна причина, почему я… — Она запнулась, опасаясь
