— Родами. Мой отец скончался несколько лет назад.
— Моя мать тоже умерла родами.
— Как и мать принца Шарма. Он относится к этому очень болезненно.
— У всех матери скончались! Неужели роды настолько опасны для здоровья?
— По словам Мандельбаума, причина в том, что королевским семьям вполне по карману обзаводиться личными врачами и получать самую лучшую медицинскую помощь. Вот они и мрут как мухи!
— Ах, какой он циник!
— Не думаю, по-моему, он просто высказал свое мнение.
Некоторое время они ехали молча. Энн чувствовала себя очень неловко. Ее жизнь сложилась так, что она почти не соприкасалась со своими ровесницами. Среди этих немногих не было ни единой одного с ней положения. Аврора была первой, с кем она могла разговаривать на равных. Хотя, разумеется, Аврору одолевали тягостные мысли и у нее была манера выражаться сардонически, однако никто бы не отказал ей в уме и безупречной воспитанности. И все же она была очень нехорошей девушкой, из тех, с кем Энн строго-настрого наказали никогда не иметь ничего общего. В прошлом она ПОЗВОЛИЛА какому-то мальчику прикоснуться к ней! Самая мысль об этом была Энн омерзительной и на редкость притягательной.
— Хорошо, — сказала Аврора, глядя прямо перед собой. — Так что у вас с этим Шармом?
— О чем вы говорите?
— Я говорю о том, что он вам нравится, верно?
— Ну конечно, нет! — сказала Энн. И покраснела. И почувствовала, что покраснела, смутилась, и ее щеки стали еще краснее. — Он мне не нравится. То есть, конечно, он мне нравится, но только он мне не нравится.
— Понятно, — сказала Аврора. — И чем вообще он может понравиться? Если мальчик очарователен, умен, храбр, знаменит и богат, это еще не причина, чтобы он мог понравиться. Не понимаю, что такого вы могли в нем найти?
— Я бы попросила не говорить за меня! И он никакой не особенный.
— Значит, ты в него не втюрилась?
— Я никогда ни в кого не втюриваюсь, — сказала Энн с гордым достоинством. — Приличные благовоспитанные принцессы не втюриваются. Принца Шарма и меня на время этих поисков свели особые обстоятельства.
— Ах так! — сказала Аврора и замолчала.
В тоне этого «ах так!» было что-то, что не очень понравилось Энн, однако новые попытки завязать разговор окончились ничем, и Энн отъехала от Авроры, хотя краешком глаза продолжала подозрительно смотреть на нее.
И подозрительность эта была вполне оправданной, поскольку в голове миниатюрной блондиночки крутились лотерейные колеса, выбрасывая неожиданные номера.
«Я буду лишена всего, — думала она, — пока не верну себе королевство Аласию, которое теперь принадлежит мне по праву.
Король Иллирии аннексировал мои земли, а история учит нас, что короли не отдают территории добровольно, какими бы слабыми ни были их претензии на таковые.
Надежды несовершеннолетней матери-одиночки собрать войско и нанести сокрушительное поражение могущественному монарху смешны до нелепости.
И все же…»
Аврора оценивающе взглянула на принца.
Возможно, у нее есть и другой путь.
Венделл нагнал Шарма.
— Принцесса Аврора очень хорошенькая, правда?
— Угу, — ответил принц. — Классные грудки.
— Вот-вот! Я так и знал! Я знал, что вам слабо вернуться в замок, так и не упомянув про ее груди. Удивляюсь, как вы вытерпели столько времени?
— Чистейшая сила воли.
— Как же! Ну, вы все время мечтали познакомиться с нехорошей девушкой, и вот — пожалуйста! На спор, вам жутко везет!
— Аврора хорошая девушка, Венделл.
— Так она же беременна!
— Справедливо. То есть она — мать, а все матери — святые. Даже и не сочетавшиеся браком. И с ними всегда все обходятся с благоговейным уважением, ну, кроме других женщин. Так уж заведено.
— А вы только сейчас сказали, что у нее классные грудки!
— Ну и что? Она же не слышала. Мандельбаум, который несколько часов ехал в молчании, теперь придержал коня и присоединился к ним.
— Ваше высочество, мне кажется, нам следует ехать помедленнее. Не то мы доберемся до города задолго до сумерек.
— Ну и что тут такого?
— Со всем уважением, ваше высочество, но вы не обдумали, к каким последствиям приведет ваше появление на городских улицах с беременной спутницей.
— Э-эй! Я тут ни при чем.
— Да-да, разумеется, но вам следует подумать о вашей репутации. Уезжаете, исчезаете на месяц и внезапно возвращаетесь с молодой красавицей на первом месяце. Бесспорно, это будет выглядеть не совсем пристойно.
— Дослушай! Ты же был рядом с той минуты, когда я только услышал про Аврору. И я все время был с Энн и Венделлом.
— Принц Шарм, я ведь не читаю вам нотацию, а просто пытаюсь обрисовать ситуацию такой, какой она представляется мне. Убеждать в чистоте ваших намерений нужно не меня, а тех, кто голосует за вас. И я очень опасаюсь, что они не сочтут пажа и шестнадцатилетнюю девочку надежными дуэньями.
— Ну а тебя?
— На колдунов поглядывают с подозрением даже в самых благоприятных обстоятельствах. Наши деяния могут рассматриваться со страхом или с восхищением, но наши заверения ни у кого доверия не вызывают. Гарантией соблюдения всех правил приличия может быть только пожилая супружеская пара или женщина в возрасте, толщиной не уступающая свинье.
— Безумие какое-то. Я спасал красотуль во всех двадцати королевствах и сопровождал их к ним домой. И ни одну даже пальцем не тронул.
— Они же давали вам по рукам, — вставил Венделл.
— Эти красотули, как вы их именуете, не возвращались домой в положении. Любопытство масс навострилось разбираться в законе причин и следствий. Увидев следствие, воплотившееся в юной Авроре, массы, естественно, начнут искать причину. Боюсь, любители скабрезных сплетен сочтут, что живой принц куда более заманчивый материал для пикантного скандала, чем усопший двадцать лет назад.
Шарм поразмышлял над словами колдуна.
— Мне кажется, вы недооцениваете народ, Мандельбаум. Простые люди не настолько простодушны. Но даже будь ваши страхи весомыми, разве не лучше въехать в столицу смело в разгар дня, словно нам нечего скрывать — тем более что скрывать нам нечего! — чем тайно пробираться в ночи, будто мы — шайка… э… шайка тех, кто тайно пробирается в ночи?
— Я бы выбрал возможность скандала, а не его неизбежность.
— Как ни верти, разницы не будет никакой, — сказал Венделл. — Все
