Но позднее, когда Джордж задремал рядом с ней, Элайя вспомнила и его слова, и его ласки. Он оказался опытным, искушенным любовником, и почти до самого конца вел атаку медленно, а потом превратился в страстного возлюбленного, который так стремительно овладел ею в их первую брачную ночь.
Ему захотелось приказывать… Захотелось, чтобы она слушалась его.
Но почему? Может быть, она что-то сделала не так? Или слишком спешила? Оказалась неловкой и неуклюжей? Наверное, она не сумела доставить ему наслаждение на брачном ложе!
Неужели и здесь она потерпела поражение?
Она не умеет танцевать. Не умеет петь. И шить она тоже не умеет. И манеры у нее отвратительные. И вот теперь, в довершение всего, оказывается, что она не умеет даже любить своего мужа как надо.
Что же Джордж скажет, когда выяснится, что она не умеет ни читать, ни писать? Что именно поэтому она упорно отказывается обсуждать хозяйственные дела с Гербертом?
Нетрудно представить, что подумает Джордж, хотя, конечно, он слишком хорошо воспитан и виду не подаст. Однако очень скоро начнет терять терпение. Станет раздражительным и сердитым. Наконец возненавидит ее, уверившись, что выбрал себе худшую во всем английском королевстве супругу. Он пожалеет, что вообще увидел ее, и, наверное, отошлет опостылевшую жену обратно к отцу.
Как же она все это вынесет?
Элайя почувствовала подступающие жгучие слезы и прижала к глазам кулаки, словно пытаясь загнать соленую влагу обратно.
Нет, она не станет плакать, слезы — удел глупцов. Это слабость, которую она не может себе позволить. Слезы — оружие неженок.
Кулаки медленно разжались, и она закрыла лицо ладонями, будто пряча свой позор от любопытных глаз.
Но слезы все текли и текли меж пальцев, и плечи ее начали вздрагивать от безмолвных рыданий.
Глава двенадцатая
— Джордж, пора вставать! — громко скомандовала Элайя. — Нечего валяться в постели все утро.
— Да ведь еще не рассвело…
— Тебе оттуда не видно! — воскликнула она и резко откинула полог кровати, так что Джордж зажмурился от яркого света. — Заутреня уже кончилась. Да и месса, наверное, близится к концу.
— Окна выходят на восток, — оправдываясь, отозвался Джордж. — Я не слышал колокола.
— Ты проспал — вот и не слышал!
— А ты — нет. Очень похвально, — одобрительно заметил он. — Но стоит ли удивляться, что я устал. Я не Геркулес, любовь моя. И не Эрот.
— Это верно, — отозвалась она тоном, который Джорджу совсем не понравился.
Приподнявшись на локте, он увидел, как Элайя надевает истертый кожаный пояс поверх вылинявшей, изрядно истрепанной мужской рубахи, не подшитый подол которой давным-давно превратился в бахрому. Джордж еле сдержался, чтобы не выругаться вслух. На Элайе был ее обычный наряд — бриджи, обрезанная юбка, мужская рубаха и пояс. А он так надеялся, что теперь она станет одеваться, как пристало супруге лорда!
— Говорю тебе, уже поздно, — повторила она. — Поднимайся!
Джордж решил, что сперва надо уговорить Элайю скинуть этот нелепый наряд, а уж потом он придумает, как заставить ее надеть приличное платье.
— Полежи со мной немного, — ласково предложил он.
На мгновение ему показалось, что жена колеблется, однако она чопорно поджала губы.
— Нам следует пойти к мессе. Это наш долг.
— Я знаю, в чем состоит мой долг, — ответил он, стараясь скрыть раздражение. Ясное дело, она не в настроении нежиться с ним в постели. Сегодня утром Элайя напомнила ему лошадь, под седло которой подложили колючку.
Джордж нехотя вылез из постели. Коснувшись ногой холодного каменного пола, он зябко поежился и обхватил себя руками.
— Господи, какой холод! Разожги же жаровню!
— Да ладно тебе, разве это холод? — пристыдила его Элайя. — Одевайся побыстрее — вот и не замерзнешь. — Она протянула ему его самые старые бриджи.
— А я хотел их выкинуть, — пробормотал Джордж и повернулся к сундукам с одеждой.
— С какой это стати? — поинтересовалась Элайя.
— Да с такой, что они едва ли сгодятся последнему нищему в деревне.
— Их же латали всего два раза! — возразила Элайя.
Джордж откинул крышку сундука и достал чистую белую сорочку.
— Разве я не говорил тебе, что денег у меня хватает?
— Но хватит ненадолго, если швырять их на ветер! — вспылила Элайя.
— Я не желаю одеваться как бродяга.
— Ну, тогда я буду их надевать.
— Не будешь! — заявил он, натянув длинную сорочку, доходившую ему до середины бедра. — Собственно говоря, тебе вообще не следует носить бриджи.
— Я всю жизнь так одевалась. Джордж снова принялся копаться в сундуке.
— Пока ты жила у отца, он был вправе следить — или не следить — за твоей одеждой. Однако теперь ты моя жена и живешь в моем доме, и я говорю тебе, что не потерплю таких нарядов.
— Но у меня нет ни одного подходящего платья.
— Надень зеленое. Эльма может подогнать его так, чтобы оно сидело на тебе получше, — сказал Джордж, доставая длинную шерстяную накидку алого цвета.
— Хорошо, я подумаю о твоей просьбе, — надменно произнесла Элайя.
Круто повернувшись, Джордж в изумлении уставился на нее.
— Элайя, я могу позволить себе выбросить эти обноски в окно, так же как и купить тебе столько платьев, сколько ты пожелаешь.
— Нечего хвалиться такими глупостями, — обиженно ответила она. — Я не люблю платья.
Джордж шагнул к ней и выхватил проклятые бриджи у нее из рук.
— Я не спрашивал, нравится ли тебе носить платья. Ты должна их носить! — Он размахнулся и швырнул рванье в окно.
Элайя вскочила, с яростью глядя на него.
— Да что же ты делаешь?!
— Это мой замок, и я могу делать все, что захочу!
Прищурившись, она сжала губы и скрестила руки на груди.
— Ты говоришь, как неразумное дитя!
— Я не дитя, — отчеканил он. — Я твой муж, и не желаю, чтобы ты разговаривала со мной в таком тоне.
— Если ты намекаешь на то, что я не желаю сюсюкать, жеманиться и льстить тебе, — да, я не собираюсь это делать! — вспылила Элайя, заливаясь краской. — И не жди от меня пустой светской болтовни. Наверное, тебе нравятся такие лицемерные особы, как леди Марго!
— Тебе уже было сказано: пожелай я взять в жены Марго, я давным-давно сделал бы это! — ответил Джордж, с трудом сдерживая гнев. Он вернулся к сундуку и достал свои самые нарядные бриджи: раньше он надевал их только по праздникам, однако сейчас ему было все равно.
— Может быть, тебе и следовало так поступить. Уверена, она бы тебе не отказала! А теперь я пойду в церковь.
— Никуда ты не пойдешь в таком виде! — возразил Джордж, поворачиваясь к своей строптивой
