прикладывала к моему лицу мокрое полотенце.
– Ты стукнулась головой, – сказала она миролюбиво. – Теперь у тебя на затылке шишка.
– Чем от тебя пахнет? – спросила я. – Что это за сигареты?
– Это ликер, – соврала она. – Принести тебе?
– Доченька, – я опять зарыдала, – ну, что же это такое? Что у нас происходит, Господи, Боже мой!
Нюра пожала плечами, лицо ее потемнело.
– Это я могу спросить тебя, что у нас происходит, – сухо сказала она. – Врываешься к моим гостям, черт знает что себе позволяешь! А потом удивляешься, что я не хочу иметь с тобой никакого дела!
Рыдания душили меня.
– Но как же? – давилась я. – Ты же у меня одна! Одна на всем свете! Ты же мое дитя! Хочешь, я покажу тебе шов от кесарева?
Она сморщилась и встала с дивана.
– Мама, – сказала она и сделала гримасу, будто ее сейчас стошнит. – Давай без анатомии. Противно!
– Что тебе противно? – обомлела я. – То, что ты моя дочь, моя плоть и кровь?
– Ненавижу я эти разговоры о плоти и крови, – скривилась она. – Ладно, хватит.
Она ушла. Я услышала ее громкий смех, потом опять включили музыку, и пошло! Я добрела до своей спальни и рухнула на кровать, не раздеваясь. Засыпая, я вспомнила, что ничего не ела сегодня, кроме чая с хлебом, да и то рано утром.
15 мая. Все кончено. Моя дочь – наркоманка. Этот странный запах, который я тогда унюхала, был запахом марихуаны. Ян служил в Средней Азии и там привык. Он – наркоман со стажем, она – начинающая.
Я жить не могу, конец, конец. Узнала случайно, подслушала, как она спросила кого-то по телефону: «Покурим травку?»
Я стала трясти ее за плечи: «Говори, какую травку, говори сейчас!» Она меня оттолкнула. Я ударила ее по щеке. Она схватилась за щеку, и глаза ее стали ярко-розовыми. Так же бывало у Феликса, когда он выходил из себя. Она оттолкнула меня еще раз, сильнее. Тогда я вцепилась и выдрала у нее кусок воротника. Она бросилась в коридор и оттуда на меня плюнула! Она, кстати, часто плевалась, когда была маленькой, я хорошо помню, потому что из-за этих плевков нас с Феликсом вызывали в школу. В четвертом классе Феликс сводил ее к психотерапевту, и тот дал справку, что у нее невроз.
Я побежала за ней, она закричала: «Не смей!»
Тогда я упала перед ней на колени. Не знаю, как это произошло, что со мной случилось – почему я упала на колени перед ней, девчонкой, мерзавкой, только что поднявшей на меня руку?
Кажется, она дико испугалась. Она не бросилась меня поднимать, но прижалась затылком к зеркалу и смотрела на меня с ужасом. А я стояла на коленях и говорить уже не могла, задыхалась.
Это была сцена! Слава Богу, ее никто никогда не увидит, слава Богу – это останется между нами.
– Мама, если ты не встанешь, – сказала она, – я вызову «Скорую» из психбольницы. Они тебя заберут.
– Вызывай, – прошептала я и встала. – Еще что?
– Ничего, – звонко ответила она. – Мы так больше жить не можем.
– Какую травку? – спросила я. – Скажи правду, и я уйду. Какую ты куришь травку?
– Господи, – сморщилась она, – да никакую! В Голландии марихуану продают в аптеках! Если мы один раз, в шутку, покурили с ребятами, это значит, что мы наркоманы?
– Значит, да, – сказала я. – Значит, с вами все кончено.
– Господи, дичь какая! – пробормотала она. – Судишь о вещах, в которых ты ничего не понимаешь!
– Что мне понимать? – закричала я. – Ты не знаешь, что принят закон против наркомании? Ты не знаешь, что наркоманов сажают в тюрьмы, что их ссылают? Ты не знаешь, идиотка, чем это кончается? Ты думаешь, что из тюрьмы возвращаются?
Она зажала уши ладонями.
– Я найду на тебя управу, – прорыдала я и, кажется (совсем глупо!), погрозила ей кулаком. – Ты у меня попрыгаешь!
– Ой, Боже мой! – захохотала она. Щека, которую я ударила, была ярко-малиновой. – Ой, как страшно! Да я тебя завтра упеку в сумасшедший дом! Ты – хулиганка и шизофреничка! Не зря папа ушел! Намучился!
20 мая. Мне нужно искать работу. Деньги кончатся – чем я буду кормить Тролля? Феликс не появляется, с Нюрой мы не разговариваем. Сегодня мне показалось, что кто-то шарил у меня на столе, пока я была в магазине. Интересно, кто и зачем? Нужно проверить, не ошибаюсь ли я.
22 мая. Я не ошиблась. Проверить, что у меня на столе был гость, оказалось проще простого. Cтарый испытанный метод: взяла волосок и положила его на одиннадцатую страницу. Потом засунула книгу с волоском под несколько других толстых книг. Вечером открыла: волосок оказался на шестой! Теперь нужно выяснить самое главное: кто этот гость и зачем ему мои книги?
23 мая. Слава Богу, это не Нюра. Более того, это не Ян. Это тот тип, который был на их вечеринке. Один из сиамских. Нюра сидела у него на коленях, и он ее целовал. Он к ним заходит. Я подслушала телефонный разговор, в котором Нюра сказала кому-то, что Сеня (это он!) живет между Израилем и Бронксом. Я думаю, что за ним и его братом стоит крупная мафия. Просто уверена. Что-то очень страшное, темное. Я ведь ничего не знаю о жизни своей дочери. Откуда, например, у Яна деньги на ростбифы, марихуану и тряпки? Он подарил Нюре кожаные брюки. Ужасные, вульгарные, но, наверное, очень дорогие. Сидят как перчатки. А Ян ведь не из самых богатых. Это ясно, иначе не стали бы они у меня ютиться, сняли бы квартиру, и дело с концом! Сиамские гораздо богаче, так я думаю. Сеня ни разу не приехал к нам на метро, все время на машине. Мне с шестого этажа не разобрать, какая марка, но судя по всему – хорошая. Что за бизнес у него в Израиле и Бронксе?
Как мне пробиться через этот ужас?
24 мая. Снился отвратительный сон. Как будто у меня начались месячные (а у меня их уже года четыре как нет!), и я плыву на пароходе вместе со своей служанкой. Да, со служанкой, может быть, даже с горбатой Тоней, которая меня вырастила. Хотя никто и никогда не применял к ней слова «служанка». Говорили только «няня» или «домработница». Короче, я плыла на пароходе, и вдруг из меня хлынуло. Я испугалась и показала свои пропитанные кровью трусы этой самой служанке, лица которой не помню. И она говорит мне: «Будет встреча. Увидишь родного». И языком пробует мою кровь на вкус.
Я проснулась с криком!
Боюсь открыть глаза и кричу, а потом чувствую – Тролль лижет мне руку.
Как она страшно сказала: «Увидишь родного». Что такое есть в этих словах, от чего мне опять хочется кричать? Кто этот – родной?
1 июня. Сиамец хочет продать Нюру за границу в качестве проститутки. Я много читала и слышала об этих делах. Наших дурочек приманивают и потом как живой товар сбывают в Израиль, Грецию, Турцию. В Америку, наверное, тоже, я точно не знаю. Вчера он был у них в гостях. Ян ушел за сигаретами, и я услышала, как сиамец сказал ей: «С твоим телом в этой дыре делать нечего! Только время зря тратишь!» Она спросила: «Ты мне что-нибудь можешь предложить?» Но я не разобрала ответа, потому что он засмеялся и ответил, смеясь и понизив голос!
Что он ищет на моем столе? Может быть, ее фотографии или какие-нибудь документы? Да, скорее всего, именно так. Ему нужно разослать ее фотографии по всему свету, по всем своим агентствам. Наверное, у него агентства в разных местах, и он хочет понять, где ему за нее больше дадут. У меня паника в душе, голая постоянная паника. Дышать нечем.
Надо дозвониться Феликсу и сообщить ему. Он должен знать, она – его единственная дочь, он ее любит. Не мог же он перестать заботиться о ней только потому, что у него появилась какая-то сучка!
Скорее бы прошла ночь. Завтра утром я буду звонить Феликсу в мастерскую.
2 июня. На удивление быстро дозвонилась. У него был кроткий голос, вежливый, словно я не жена его, а добрая знакомая или соседка по этажу.
– Как дела? – спросил он.
– Феликс, – сказала я, стараясь быть очень спокойной. – Нюра в беде. Я должна тебе все
