бесцветным, прозрачным сторонним наблюдателем. Затаив дыхание, смущенно ожидал того времени когда произойдет то, из-за чего он приехал. Разница между одним и следующим днем становилась все более незаметной. Прошла неделя, за ней — десять дней. Однако воздушный кокон не появлялся. После того как отца увозили на обследование, на его постели оставалась только впадина от жалкого маленького человеческого тела.
«Неужели она появилась тогда только в первый и единственный раз? — думал Тэнго, покусывая губы, в тесной палате, начинающей тонуть в сумерках. — Неужели это было особое откровение, и второй раз оно не повторится? А может, мне просто что-то привиделось? '
У него не было ответа на эти вопросы. Слышался только далекий шум моря и спорадический свист ветра, прорывающегося сквозь защитный сосновый бор.
Тэнго не был уверен, что правильно делает. Возможно, оторванный от реальности, только теряет время в палате здравницы, в этом приморском городке далеком от Токио. Но даже если это и так, он не может отсюда уехать. Ведь прежде в этой палате он видел воздушный кокон, а в нём — освещенную тусклым светом маленькую сонную Аомамэ. Даже касался ее руки. И даже если бы это было только один раз и только мгновенным видением, он все равно хотел остаться здесь подольше и мысленно рисовать в воображении увиденную тогда картину.
Когда стало ясно, что Тэнго не вернется сразу же в Токио, а еще немного останется в этом приморском городке, медсестры начали с ним сближаться. В коротких перерывах между работой они заводили с ним разговоры о том, о сём… А иногда в любое свободное время заходили к нему в палату. Приносили чай и сладости. Медсестра Омура, лет тридцати пяти, с шариковой ручкой в волосах, и краснощекая медсестра Адати с конским хвостом на голове посменно обслуживали его отца. Когда же не хватало рабочих рук, им на замену приходила ухаживать за больным и медсестра Тамура, которая в основном сидела за конторкой приемной. Кажется, их трех Тэнго интересовал лично.
Да и Тэнго, который, за исключением предвечерних часов, имел достаточно свободного времени, охотно вел с ними разговоры на разные темы. Когда спрашивали, как можно честнее отвечал. Что преподает математику в подготовительной школе и имеет побочную работу — пишет на заказ занимательные тексты. Что отец работал сборщиком абонентской платы «NHK». Что с детства увлекался дзюдо и в средней школе старшеклассником на префектурных соревнованиях даже дошел до финала. Однако о многолетней вражде с отцом ничего не вспоминал. Не говорил также, что его мать умерла и, возможно, бросив его маленького с отцом, сбежала с любовником. Если бы такое рассказал, то попал бы в затруднительное положение. Конечно, он не мог рассказать, что переделал бестселлер «Воздушный кокон». Не обмолвился ни словом о том, что видит на небе две Луны.
И они рассказывали ему свои жизненные истории. Что все трое родом из этой местности, после средней школы закончили специальное медицинское училище и стали медсестрами. Что работа в целом однообразна и скучна, длительная и монотонная, но они довольны работой в местности, где выросли, и этой здравницей, поскольку здесь испытывают меньший стресс, чем в общей больнице, в которой каждый раз пришлось бы иметь дело с пациентами, находящимися на грани жизни и смерти. Что старые люди в здравнице медленно теряют память и спокойно, не понимая своего состояния, умирают. Что им не делают кровавых операций и сводят к минимуму их боли. Что ночью автомобили «скорой помощи» не привозят больных и вокруг не рыдает их родня. Что расходы на пропитание небольшие и на не очень большую зарплату можно как-то существовать. Медсестра Тамура в очках, пять лет назад потеряв мужа в дорожной аварии, жила вдвоем с матерью в соседнем городке. Дородная медсестра Омура имела двух маленьких детишек, а ее муж работал таксистом. Молодая медсестра Адати жила на окраине города в арендованной квартире вместе со старшей на три года сестрой, парикмахершей.
— Тэнго, вы хороший человек, не правда ли? — сказала медсестра Омура, заменяя в капельнице банку с раствором. — Таких людей, которые ежедневно приезжали бы и читали находящемуся без сознания родственнику книгу, очень мало на свете.
От таких слов Тэнго чувствовал себя неловко.
— Просто случайно попросил отпуск. Но, кажется, не могу надолго здесь задержаться.
— Никто сюда не приезжает, даже если имеет много свободного времени, — возразила она. — Извините за откровенность, но такая болезнь не оставляет надежды на выздоровление. С каждым днем ее становится все меньше.
— Но все равно меня попросили читать книгу отцу. Раньше, когда он еще был в сознании. Ведь, находясь здесь, ничего другого я не могу ему сделать.
— Что ему читаете?
— Разное. Наугад читаю вслух целые главы книг, которые случайно оказываются в моих руках.
— А что сейчас читаете?
— «Из Африки» Исаака Динесена. [5]
Медсестра покачала головой.
— Никогда не слышала.
— Эту книгу написала в 1937 датская писательница под псевдонимом Динесен. Выйдя замуж за шведского аристократа, перед началом первой мировой войны она переселилась в Африку и там жила на сельскохозяйственной ферме. Расставшись впоследствии с мужем, взяла на себя управление хозяйством. Её тогдашний опыт лег в основу этой книги.
Смерив температуру отца и записав ее в карточку, медсестра снова вонзила шариковую ручку в волосы и поправила челку.
— А мне разрешите немного послушать, как вы читаете вслух?
— Я не знаю, понравится ли вам, — ответил Тэнго.
Она села на стул и скрестила ноги, красивой формы и крепкого телосложения, что уже начали немного полнеть.
— Во всяком случае, попробую послушать.
Тэнго принялся читать медленно, как того требовал само повествование, плыл с текстом, словно время на африканском континенте.
«Когда в марте после четырех месяцев жаркой и сухой погоды выпадают дожди, африканская природа быстро начинает удивлять своей свежестью и буйством. Однако фермер не осмеливается доверять ее Щедрости: он напрягает слух, опасаясь, как бы не ослаб шум дождя. Ведь вода, которую пьет в это время земля, станет основой существования фермы, всей ее растительности, животных и людей на протяжении последующих засушливых месяцев.
Глаз радуется, когда все дороги на ферме превращаются в водные потоки; фермер тонет в грязи, пробиваясь к зацветшей кофейной плантации, но все равно пребывает в восторженном настроении.
Но случается и так, что вечером в разгар сезона дождей сквозь худосочные облака начинают проглядывать звезды; тогда фермер сверлит небеса взглядом, стоя на пороге своего дома и выпрашивая еще дождя. Он взывает: «Дай еще, и побольше! Мое сердце взывает к тебе, и я не отпущу тебя, покуда не дождусь благословения. Затопи меня, если на то будет твоя воля, но не убивай своим капризом. Забудь про coitus interruptus, о, небо!» '
— Прерванный половой акт? — нахмурив брови, спросила медсестра.
— Потому фермер — так сказать, откровенный человек.
— Однако обращаться к небу такими словами неуместно.
— Верно, — согласился Тэнго.
«Иногда в прохладный и бесцветный день после сезона дождей на память приходит «marka mbaya», плохой год, страшная засуха. В засуху кикуйю пасли своих коров прямо перед моим домом, пастушок при этом развлекал меня игрой на дудочке. Стоило мне услышать потом эту мелодию, как я сразу вспоминала прежние беды, отчаяние, соленый привкус слез. Одновременно эта же мелодия навевала на меня романтическое настроение. Неужели тяжелые времена несли не одно отчаяние? Видимо, то было время молодости, безумной надежды. Именно тогда мы объединялись так тесно, что потом узнали бы друг друга и
