Тэнго и Аомамэ». — решил Усикава.
Если бы Тэнго и Аомамэ через двадцать лет случайно встретились и поговорили, то, наверное, удивились бы, что у них так много общего. Потому что многое могли бы обсудить. И тогда, возможно, смогли бы сильно понравиться друг другу. — Вот такую картину сумел ярко представить себе Усикава. — Судьбоносную встречу! Настоящую любовную историю! Но произошла ли в действительности такая встреча? Родилась ли любовная история? Понятное дело, Усикава этого не знал. Однако в том, чтобы так думать, что они встретились, была своя логика. А потом, объединившись, они начали нападение на «Сакигаке». С разных сторон — Тэнго с помощью авторучки, Аомамэ с использованием особой технологии. Однако к такой гипотезы Усикава никак не мог привыкнуть. Она согласовывалась с логикой, но не была убедительной.
Если бы между Тэнго и Аомамэ завязались такие глубокие взаимоотношения, то обязательно всплыли бы на поверхность. Судьбоносная встреча породила бы по-своему судьбоносные последствия, и это бросилось бы в глаза бдительному Усикаве. Возможно, Аомамэ могла бы скрыть этот факт. А вот Тэнго на такое не был способен.
Усикава строил свою жизнь в основном по законам логики. Без убедительных доказательств вперед не двигался. И одновременно верил в свою врожденную интуицию. А она противоречила сценарию, по которому Тэнго и Аомамэ сговорились действовать сообща. Усикава чуть-чуть, но упрямо покачал отрицательно головой. Может быть, вообще каждый из них еще не знает о существование другого. Может быть, их одновременные действия против «Сакигаке» — чистая случайность. Даже если это невероятная случайность — такая гипотеза лучше соответствовала чутью Усикавы, чем гипотеза совместного заговора. Каждый из них, руководствуясь различными мотивами и различными целями, случайно одновременно с разных сторон, набросились на «Сакигаке». В этой истории существуют две сюжетные линии.
«Но подойдет ли людям из «Сакигаке» такая вроде бы всё объясняющая и удобная гипотеза? Вряд ли, — подумал Усикава. — Они скорее ухватятся за теорию общего заговора. Им всюду видятся коварство. Так что, прежде чем подавать сырую информацию, надо собрать серьезные доказательства. Иначе введу их в заблуждение, а этим самым нанесу и себе вред».
Так думал Усикава в электричке, направлявшейся из Итикавы до Цуданумы. Невольно хмурился и, тупо глядя в пространство перед собой, вздыхал. Девочка — ученица начальной школы, сидевшая напротив, во все глаза разглядывала Усикаву. Чтобы скрыть смущение, он провел ладонью по своей сплющенной голове. Но такое движение, кажется, напугало девочку. Перед остановкой на станции Нисифунабаси она вдруг встала и поспешно куда-то ушла.
Разговор с учительницей Сюнко Ота состоялся в школьной аудитории после уроков. Женщина лет пятидесяти пяти была полной противоположностью изысканному заместителю директора начальной школы в Итикаве. Невысокая, приземистая, с удивительной косолапой походкой. На носу ее сидели небольшие очки в металлической оправе, чуть закрывая ее широкое плоское межбровье, покрытое мелким пушком. Шерстяной костюм, неизвестно когда сшитый, но давно немодный, слегка отдавал запахом чего-то чем-то похожим на нафталин. Костюм был странного розового цвета, с непонятно каким оттенком. Видимо, кому-то захотелось приятного спокойного окраса, но намерения не удалось достичь, и эта розовость утонула в робости, безымянности и примирении с неизбежностью. Из за этого новехонькая блузка, что выглядывала сзади на шее, напоминала безрассудного гостя, который случайно затесался к людям, сидящим ночью у гроба покойника. Сухие с проседью волосы ненадежно придерживала пластиковая заколка. Ноги её отекли, руки пополнели, на коротких пальцах не было ни одного перстня. На шее, словно жизненные засечки, отчетливо выступали три тонких морщины. А может, это был знак того, что три желания женщины уже исполнились. «Но, скорее всего, это не так», — предположил Усикава.
Эта учительница учила Тэнго с третьего класса начальной школы до времени ее окончания. Обычно каждые два года учителям поручали другой класс, но она совершенно случайно была учителем Тэнго целых четыре года. А вот Аомамэ была под ее руководством всего два года — в третьем и четвертом классе.
— Тэнго Кавана я хорошо помню, — сказала она.
В противоположность невзрачной внешности ее голос звучал на редкость ясно и молодо. Во время занятий, наверняка, доходил до всех уголков шумной аудитории. «Профессия творит человека, — подумал Усикава. — Скорее всего, она хорошая учительница».
— Господин Кавана во всем был отличным учеником. На протяжении двадцати пяти лет я учила множество детей в нескольких начальных школах, но такого способного не встречала. Во всяком случае, что бы ему не поручали, он везде был первым. С добрым характером и способным вести за собой других. Казалось, что везде у него появляются свои последователи. В самом деле, в начальной школе он выделялся способностями к математике, но меня совсем не удивило и то, что у него открылся талант к литературе.
— Его отец действительно работал сборщиком абонентской платы «NHK»?
— Да, действительно, — ответила учительница.
— От самого господина Кавана я слышал, что отец его был строгим, — сказал Усикава просто так, наугад.
— Это правда, — не колеблясь, подтвердила она. — Очень строгим. Гордился своей работой, и это, конечно, прекрасно, но иногда, мне кажется, сваливал ее тяжесть и на сына.
Мастерски переходя от одной темы к другой, Усикава выведал у учительницы немало подробностей. Он умел (и это было его сильной стороной) подтолкнуть собеседника к откровенному, доверительному разговору. Учительница рассказала, что однажды Тэнго убежал из дома из-за того, что не любил сопровождать отца в конце недели в его сборе абонентной платы. «Похоже, что он не убежал из дома, а был изгнан из дома», — уточнила она.
«Значит, Тэнго был вынужден вместе с отцом собирать абонентскую плату», — подумал Усикава. И для него, подростка, это было немалой душевной тяжестью. Всё было именно так, как и предполагал Усикава.
Учительница приняла на одну ночь Тэнго, которому было не к кому пойти. Она приготовила для него постель, накормила ужином и завтраком. А следующим вечером сама пошла к его отцу и, используя все свое красноречие, взялась уговаривать, чтобы тот изменил отношение к сыну. Об этом случае она рассказывала как о значительном эпизоде собственной жизни. Учительница рассказала также, что однажды случайно снова встретила его на музыкальном вечере, когда Тэнго уже был старшеклассником. И о том, как он тогда умело играл на тимпане.
— Исполняли непростую музыку — «Симфониетта» Яначека. Вся сложность ситуации для Тэнго была в том, что он не умел играть на этом инструменте. Впервые взял его в руки лишь за несколько недель до концерта. Но когда вышел на сцену, даже без предварительных репетиций, то сыграл свою партию безупречно. Это просто чудо — и все.
«Эта женщина искренне любила Тэнго, — удивляясь, подумал Усикава. — Почти безоговорочно. Интересно, что, собственно, чувствует человек, когда его так глубоко любят?»
— А Масами Аомамэ помните? — спросил Усикава.
— Хорошо помню, — ответила учительница. Но в ее голосе не чувствовалось такой радости, как при упоминании Тэнго. Её тон упал на два деления.
— Странная фамилия, не правда ли? — сказал Усикава.
— Да, довольно странная. Однако её я помню не из-за фамилии.
Наступило недолгое молчание.
— Говорят, будто ее семья принадлежала к пылким членам «Братства свидетелей», — зондировал Усикава.
— Можно сказать только вам?
— Конечно. Молчу как рыба.
Она кивнула.
— В Итикава есть большое отделение «Братства свидетелей». А потому я занималась несколькими детьми его членов. С точки зрения учителя в этом случае возникали деликатные проблемы, требовавшие пристального внимания. Но более ревностных и ортодоксальных сторонников этого братства, как родители Аомамэ, я не встречала.
— Другими словами, они были неспособны на компромиссы.
Будто что-то вспомнив, учительница слегка прикусила губу.
