девушку? Ведь в этом мире нигде бы не было такой негармоничной пары как я и Эрико Фукада. Чтобы в этом убедиться, даже не надо заходить в ванную комнату и смотреть в зеркало. И дело не только во внешнем виде. Во многих других отношениях я нахожусь далеко от нее». И в сексуальном плане она его не привлекала. Ему хватало один-два раза в месяц встречаться со знакомой проституткой. Он договаривался с ней по телефону переспать в гостиничном номере. Делал это так же регулярно, как ходил стричься в парикмахерскую.
«Возможно, это проблема души», — подумал Усикава. После долгих раздумий, он пришел к выводу, что между ним и Фукаэри возникла, так сказать, душевная связь. Произошло нечто почти невероятное, но благодаря взаимной встречи взглядов через замаскированный телеобъектив, они оба, эта красивая девушка и Усикава, достигли понимания по каждому вопросу. За секунду между ним и девушкой произошло нечто похожее на взаимное раскрытие души. Девушка куда-то ушла, а Усикава остался совсем один в своей пустой пещере.
«Эта девушка знала, что сквозь щель штор с помощью телеобъектива я тайно слежу за ней. И знала, что я следовал за ней до самого супермаркета возле станции. Тогда она ни разу не оглянулась, но, наверное, чувствовала мое присутствие», — рассуждал Усикава. Однако в ее глазах он не увидел, что девушка осуждает его поступок. Чувствовал, что она его глубоко понимает.
«Девушка появилась и исчезла. Мы пришли с разных сторон и, когда наши дороги случайно пересеклись, мы на мгновение встретились взглядами — и разошлись в разные стороны. Вряд ли второй раз я встречусь с Эрико Фукадою. Такое могло произойти только один раз. И даже если бы повторная встреча состоялась, то чего еще я мог бы от нее ожидать? Мы же всё равно стоим на разных концах планеты. И нет слов, которые бы нас объединили».
Все еще опершись о стену, сквозь щель штор Усикава следил за движением людей через дверь дома. Может быть, Фукаэри передумает и вернется. Может, вспомнит, что забыла важные вещи в квартире. И, конечно, она не вернулась. Твердо решила куда переехать. Она в любом случае сюда не вернется.
Вторую половину дня Усикава провел в плену глубокого бессилия, которое не имело ни формы, ни веса. Движение крови замедлилось. Глаза заволокло легким туманом, суставы рук и ног слегка поскрипывали. Закрыв глаза, он чувствовал под ребрами острую боль, которую оставил взгляд Фукаэри. Эта боль приходила и отступала, словно волны, которые одна за другой спокойно накатываются на морской берег. Иногда боль становилась такой резкой, что лицо Усикавы кривилось. Но одновременно она приносила тепло, которого до сего дня Усикава не испытывал. Подобного тепла не приносило воспоминание ни о бывшей жене, ни о двух дочерях, ни о доме с газоном на дворе у Тюоринкане. В его душе всегда было нечто похожее на нерастаявший кусок мерзлой земли. С этой холодной сердцевиной он жил. И даже не чувствовал, что она холодная. Потому как для него это была «нормальная температура». И, видно, взгляд Фукаэри, по крайней мере, временно, растопил этот лед. И одновременно Усикава начал чувствовать тупую боль в груди, которую, наверное, до сих пор заглушал холод в душе. Так сказать, в целях защиты. Однако сейчас он чувствовал его. В определенном смысле даже приветствовал его. Тепло, которое испытывал, пришло в паре с болью. Без него тепла не было бы. Словно состоялся своеобразный бартер.
Усикава глубоко вздохнул и с трудом отслонился от стены, на которую до сих пор опирался. Онемение все еще осталась, но ничто не препятствовало ему двигаться по комнате. Он кое-как поднялся, расправил руки и ноги, покрутил туда-сюда свою толстую короткую шею. Несколько раз сжал и разжал ладони. После того, как всегда, размял мышцы на мате из рисовой соломы. Суставы заскрипели, и мышцы понемногу вернули себе прежнюю гибкость.
Настало время, когда люди возвращались с работы, а дети — из школы. «Надо дальше вести наблюдения, — вспомнил Усикава. — Независимо от того, нравится это мне или нет. Правильно это или нет. Начатую работу надо довести до конца. От этого зависит моя судьба. Не годится вечно сидеть на дне этой полости, погрузившись в бесцельные размышления».
Усикава снова уселся перед фотоаппаратом. На улице совсем стемнело, и на входе загорелся свет. Видимо, сработал таймер. Люди заходили в двери дома, напоминая безымянных птиц, возвращающихся в свои убогие гнезда. Среди них не было видно лица Тэнго Каваны. Но он должен был скоро прийти. Ведь не мог он так долго ухаживать за отцом в здравнице. Возможно, к концу недели он наверняка вернется в Токио и придет на работу. Ждать всего несколько дней. Или — нет, вернется сегодня-завтра. Так подсказывала Усикаве интуиция.
«Возможно, я похож на скользкое, грязное существо — такое же, как червяк, копошащийся под мокрым камнем, — рассуждал Усикава. — Но все равно, пусть так и будет. Ведь одновременно я — способный, выносливый и настойчивый червяк. Так просто не сдамся. Как только наткнусь на след, выслежу до конца. Заползу на высокую отвесную стену. Не дам холоду еще раз вернуться в душу. Сейчас без этого не могу обойтись».
Сидя перед камерой, Усикава подвигал ладонями рук. Убедился, что все его десять пальцев свободно двигаются.
«Я не могу сделать много такого, что может обычный человек, — подумал Усикава. — В этом нет сомнения. Скажем, играть в теннис и кататься на лыжах. Работать в фирме и иметь счастливую семью. Но, с другой стороны, я могу сделать что-то, чего не может обычный человек. Причем это дело способен сделать успешно. Не надеясь на аплодисменты и денежное вознаграждение зрителей. И не собираюсь показывать людям своё мастерство».
В половине десятого Усикава закончил свою дневную работу. Вывалил в кастрюльку куриный суп из консервной банки, подогрел его и съел с большим аппетитом. Помутно проглотил два холодных рогалика. Сжевал со шкуркой одно яблоко. Справил малую нужду, почистил зубы, расстелил на полу спальный мешок и залез в него в нижнем белье. Застегнув до шеи молнию, стал похожим на куколку насекомого.
Так закончился один день Усикавы. Наблюдение не было особенно плодотворным. Только одно можно было сказать: Усикаве удалось убедиться, что Фукаэри, собрав свои личные вещи, ушла из квартиры. Куда ушла — неизвестно. Куда… Усикава в спальном мешке кивнул головой. «Куда, к кому — к этому я не имею никакого отношения», — подумал он. Вскоре его озябшее тело в спальном мешке разогрелось, и одновременно сознание потускнело и пришел глубокий сон. А позже маленькое ледяное зернышко снова крепко засело в душе.
На следующий день тоже не произошло ничего, заслуживающего внимания. Через два дня была суббота, теплый, тихий день. Большинство людей спало до обеда. Усикава сидел у подоконника, слушая по негромко разговаривающему радиоприемнику новости, сведения о дорожной обстановке и прогноз погоды.
Около десяти утра прилетела большая ворона и некоторое время стояла на безлюдной лестнице перед входом в дом. Она внимательно осмотрелась вокруг и несколько раз словно кому-то кивнула. Ее толстый большой клюв то опускался, то поднимался, а яркие черные крылья блестели в лучах солнца. Потом, как всегда, на маленьком красном мотоцикле приехал почтальон, и ворона поневоле широко расправила крылья и полетела. Когда взлетала, только один раз коротко каркнула. Как только почтальон, разложив по ящикам почтовую корреспонденцию, уехал, прилетела стайка воробьев. Они торопливо чего-то поискали, но не заметив ничего, достойного их внимания, сразу перелетели куда то. После этого появился полосатый кот с ошейником против блох. Кот, видимо, был из соседнего дома. Усикава его раньше не видел. Кот залез в высохшую клумбу, справил малую нужду и понюхал. Наверное, что-то ему не понравилось, потому что он недовольно дернул усами и, задрав хвост, исчез за углом дома.
К полудню из дома вышли несколько жильцов. Судя по их внешнему виду, они отправились к кому-то в гости или просто вышли за покупками. Теперь Усикава узнавал их лица и вообще помнил их всех. Но его ничуть не интересовало, что это за люди и как они живут. Он даже не пытался представить себе подробностей их жизни.
«Ваша жизнь, наверное, имеет для вас большое значение, — рассуждал он. — Я понимаю, она для вас самое дорогое. А вот мне она безразлична. Вы все для меня — лишь вырезанные из бумаги силуэты людей, проходящих перед декорацией. Я требую от вас только одного: «Пожалуйста, не мешайте мне в работе. Будьте и дальше бумажными силуэтами людей».
— Вот так, госпожа Онаси [17]! — наугад обратился Усикава к проходившей перед его глазами
