выпустил в капитана стрелу. Капитан упал ничком и в муках стал извиваться среди растоптанных цветочных клумб. Только подбежав к нему, повстанцы поняли свою роковую ошибку. Синьор Болио, чувствуя приближение смерти, с трудом прохрипел:
«Беги, девушка, беги изо всех сил к судну, и скажи, чтобы команда поднимала паруса и отправлялась домой. Пускай меня не ожидают, я умираю».
Хайла бросилась было бежать, но услыхала окрик:
«А ты кто будешь?»
Но спрашивали не ее, а Тинополоса. Трудно сказать, как, какими путями пробрался грек сюда, но только он стоял тут же, в саду. Ответить он не успел – раздались невообразимые крики. Ко дворцу прибыли солдаты паши, разогнав запрудивших дорогу к казарме повстанцев. Сам паша во главе своих чернокожих воинов тем временем занял сад. Испуганная Хайла, выскользнув через калитку в глубине сада, помчалась, понеслась во весь дух к нам.
Я увидал девушку в ту секунду, когда она появилась в порту. В малюсеньких башмачках, в шальварах, вся окутанная белой дымкой вуали, она из последних сил подстреленной птицы летела к нам.
«Спустить шлюпку!» – приказал я, тотчас же сообразив, что безумный бег незнакомки каким-то образом связан с судьбой капитана Болио. Но девушка не стала ожидать лодки. Она бросилась в воду и быстро поплыла к судну.
Не без труда мы выловили ее. Вся мокрая, стуча от холода и страха зубами, она с плачем проговорила:
«Спасайтесь!»
«Что капитан?!» – воскликнул я.
«Умер», – еле вымолвила она и, дав волю слезам, едва живая, упала в мои объятия.
«Как это так умер?» – подумал я, но приказ к отплытию тотчас отдал. Признаюсь, о достопочтенном Тинополосе я тогда совершенно забыл. Так и не знаю его дальнейшей участи. Зато меня обеспокоила судьба девушки.
«Что же с тобой теперь будет?» – беспомощно повторял я.
«Возьмите, о, возьмите меня с собой!» – шептала Хайла, прижимаясь к моей груди, отчего и я в конце концов весь промок, вернее, размок.
Позднее-то она призналась, что еще во время раскопок там, у часовни, она не в силах была оторвать от меня глаза, я даже не заметил! «А может, заметил?» – допытывался я у самого себя. Этот вопрос я решал не одну проведенную без сна ночь. Так я и не мог понять, видел ее тогда или нет. Путь наш, совершенный на Восток, подходил к концу. Путь, принесший смерть капитану, а нам – бесконечные мытарства и пятнадцатилетнюю девчонку в придачу. Нет, шалишь, не заставит меня больше никакая сила пускаться в плавание на поиски древних памятников, погребенных на греческих островах. Я прямо так и сказал синьору Чести по возвращении. И, несмотря на мою неучтивость, даже резкость, капитаном «Санта-Кроче» был назначен я.
– А что сталось с Хаилой? – спросил Леонардо, когда Никколо умолк.
– С Хаилой? Черноглазая уже знает несколько слов по-итальянски. Теперь она в Генуе, начала свыкаться с нашими обычаями.
– А как же дальше?
– Дальше? Что ж, будет такой же морячкой, как и все прочие жены моряков. Будет ждать мужа из плавания. А когда состаримся, осядем в гнезде Винчи. Поселимся в родовом поместьи. Это – проще простого! – добавил он, рассмеявшись.
Над головами двух друзей и весенних цветов зажужжала первая пчела.
– А как там синьор Чести? – осведомился Леонардо.
Никколо зажал в зубах травинку.
– Стареет понемногу. Его теперь уже заботят не греческие статуи, а собственные недуги.
– У него была дочь…
– Дочь? Совершенно верно. Она и будет его наследницей. Уже пятый год, как она замужем за каким-то богатым хлыщом.
– Она хороша?
Никколо выронил травинку изо рта. Быть может, вопрос его друга вовсе не случаен?
– Я же ее никогда не видел. Она живет в Милане.
«В Милане…» – мысленно повторил Леонардо, вскочив на ноги. Взгляд его синих глаз обратился к северу, как бы стремясь преодолеть пространство, время, просверлить преграждающие путь высокие горы и привести его туда, куда улетели его мечты, – в незнакомый город.
Встал и Никколо. Он обнял за талию своего друга, казавшегося рядом с ним колоссом, и тоже подумал при этом о другом городе. Может быть, мысли Никколо были теперь в генуэзском доме, где его ожидала девушка с глазами темнее ночи, а может, мечты увлекли его в море, в бескрайние морские просторы, к новым полным неожиданностей странствиям?
Никколо и теперь ни словом не обмолвился о самом сокровенном, что так просилось на уста. Но, расставаясь с Леонардо снова надолго, он все же выдал себя:
– А здорово сказал старый Тосканелли, а? С запада пробраться в Индию! В сказочную, богатую сокровищами Индию…
Окончательно простился он со своим другом и с собутыльниками, с весенней Флоренцией на заре 23 апреля, в страстной четверг.
