автобусе — как влез-то, что я не видел?! Я не верил, мы уж с пацанами собрались сунуть ему раза, чтоб не брехал, но он всё по достоинству обсказал, что я делал, что говорил, под какой берёзой штаны расстегнул — взаправду видел.
— Как это ты? — с любопытством спросил Лис.
— Я — лесной, — без тени куража ответил Сёмка. — Дома всегда край был, считай, в лесу да на речках-озёрах вырос. Могу прятаться так, что зверь не увидит. Человек — не зверь. А этот, — кивок в сторону Шатуна, — вообще никуда не смотрел. Я мог рядом идти, он бы не заметил.
— Ловко, коли не брешешь. Оставайся, будет срок, спытаем тебя в деле… — Сёмка Лису понравился, только тревожил по-прежнему затаённый страх в серых сумерковых глазах. Чего ж это он так боится? Вроде не из шакальей породы, и шкура на вид толстая… Надо будет при случае поговорить с ним…
Сёмка отошёл, снова присел на лавку, уставился на носки чёрных ботинок..
— Слышь, Лис, у пацанов до тебя выход[48] имеется, — солидно сообщил Буряк (прозванный так из-за огромного, в треть лица, родимого пятна. Пятно имело насыщенный свекольный цвет). — По манкому[49] делу. Касаемо Вилли-новичка…
— Где Вилли?! — резко перервал Генка.
— С Ёськой на пруду. Тараканов ловит. Пусть пока тама… Разговор есть.
— Излагай, — Лис усмехнулся, присел на ступеньку, подпёр щёку рукой. «Дела», которые предлагали пацаны, как правило, лежали на границе между обычной глупостью и идиотизмом.
«Да и откуда чему взяться? — философски, без злобы и раздражения, рассудил Старший Лис. — Контингент в бригаде ещё тот… В школе-то редко кто больше трёх классов окончил, в семьях — тоже ничего хорошего, больные многие от самого рождения, или от водки по наследству, а уж кто колонию прошёл или специнтернат, тот вообще — крыша хорошо если на одном гвозде висит…»
Буряка выпустили вперёд для солидности (был он большой и не по-здоровому толстый) и зачина, о деле заговорил, как обычно водилось, Косой — интеллектуальный авторитет, окончивший без троек аж семь классов в интернате для слабовидящих детей. Почему Косой рванул из этого интерната — никто толком не знал, но какая-то нехорошая история оттуда тянулась: Косой лютой ненавистью ненавидел рыжебородых мужчин в очках и начинал просто трястись, когда видел хоть отдалённо похожую фигуру (тут ещё надо учесть особенности его зрения). Без стакана водки привести его в себя в таких случаях не удавалось. Косой рвался из рук пацанов (один он из-за зрения никуда не ходил) и визжал: «Убью гниду! Загрызу-у!» — Почти сразу после стакана Косой начинал молча плакать и быстро засыпал. Управляться со слабосильным Косым было несложно, а расспрашивать — отчего? да кто? — никому и в голову не приходило. У каждого в бригаде своя история по тому же складу, её бы забыть. Чего в чужую-то соваться?
— Ты, Лис, видал, как Вилли замки открывает, — Косой не спрашивал, а утверждал, так как самолично присутствовал при тестировании Виллиных умений Старшим Лисом. — Мы тут с пацанами подраскинули мыслью и скажем так: большая ложка нам сама в рот плывёт. Кто там этот Вилли вообще, как у него с мозгой и всё такое — это не нашего ума дело. Сегодня он здесь, завтра — его нет. Менты загребут, или доктора, или родственники сыщутся. Не уличный он — это глазом видно. Надо его, пока можно, по делу приспособить. Дело такое: под Озерском складов много. Которые путём охраняются, которые так. Особливо старые, военные. Жратва — это полдела. Можно оружие взять и через Ветрового толкнуть. Ты же с Ветровым в дружбе? Потом. Надо ещё проверить, не может ли Вилли сигнализацию отключать. Я б не удивился, если б смог. Тогда другой план: половина магазинов в Озерске — наши. Про сельпо — я уж и не говорю. Берём сразу, за одну ночь, всей бригадой, что унесём, — и ложимся на дно. Не здесь, конечно, другую лёжку искать надо. Можно даже в Питер податься, от греха. Если сумеем товар удержать и реализовать, так бабок на все хватит — сам знаешь, про что я говорю…
Генка знал, про что. Они с Косым — вроде товарищей по несчастью. Косой хочет операцию на глазах сделать — большие тысячи нужны. Генке нужно Ёську лечить — ещё больше денег. Операцию сейчас нельзя — мал ещё, растёт. А когда можно станет? Откуда деньги взять? Да и всё остальное — бумаги, документы? А Ёську надо поднять обязательно, для него самого и для Вальки. Такие, как Генка, долго не живут, значит, единственная Валькина надежда — Ёська. Если Ёська выправится, брата присмотрит — это уж так. Вот Вилли как раз Ёську и обещает вылечить. А пацаны хотят Вилли вместо универсальной отмычки — ментам в зубы. Да сколько они магазинов успеют взять? Один, два? И как раз — приехали, полезайте. Вилли первым. Обратно уж его никто не выпустит — это ясно. Такой феномен всякому нужен. И прости, прощай надежда. Нет уж!
— Вилли не трожьте. — Пацаны загудели, заводили носами, оскалились, видно уже мысленно выручку разделили, на гульбу невиданную настроились. Что вы там придумать-то можете — сладости, выпивка, курево… Еще что? Небось в Эрмитаж на экскурсию не пойдёте… Однако надо что-то придумать, пока не озлели совсем. — Вилли не вором рождён — сами видите. Заупрямится, уйдёт — что тогда? Насильно его тоже не заставишь, у него мозги в другую сторону смотрят, понимать должны. Тут он вроде Вальки. В общем, дело это тонкое, требует тонкой подготовки. Идея ваша хорошая, но надо её до ума довести. И Вилли соответственно подготовить. Это я на себя возьму. А вы пока насчёт складов разведайте. Это вернее и безопаснее, чем магазины, потому что на пацанов никто думать не будет. И канал через Ветрового есть — тут ты, Косой, опять прав…
Успокоились вроде. Ещё гудят, но уже мирно, без злобы. Сколько удастся их за нос водить? Не важно, лишь бы времени хватило найти эту сеструху Виллину. И Ёську вылечить. А потом — получайте Вилли с потрохами. А есть ли она — сестра эта? Или «на любую хитрость ещё большая хитрость найдётся»?
— Ладно, всё, поговорили. Чурки, пойдёте в лес пням молиться, кликните мне Вилли с Ёськой. И на Коврика не заглядывайтесь. Пропадёт — дознаваться не буду, вы не вы, разом рога обломаю. А ты, Шатун, и ты, Косой, вечерять зайдите, разговор есть.
Чурки разом кивнули большими головами. Чёрные толстые волосы торчат в разные стороны, как проволока. Чурок — двое. Младшая Чурка и Старшая Чурка. Братья они там или ещё кто — разбери-пойми. Лица и носы у обоих плоские, глаза косые, драться умеют руками, ногами, коленями, локтями и головой. И всё одновременно. Когда встают вдвоём спина к спине — пятеро пацанов из самых старших завалить их не могут, а после потехи всё вокруг юшкой забрызгано. По утрам и вечерам Чурки в лес ходят. Сидят неподвижно, дышат как-то по-особому, потом руками-ногами машут. Пацаны говорят — молятся. Чурки не возражают. Они вообще говорят мало, хотя понимают по-русски хорошо. Собак Чурки ловят и едят. Свежуют, режут, добавляют крупу, лук, соль — похлёбку варят. Неплохая похлёбка, наваристая, Генка как- то преодолел брезгливость — попробовал. Как приблудится к бригаде какая собачонка, так Чурки на корточках сидят, голубят — «чить, чить, собачка», а через некоторое время — раз, и нету пёсика. Коврика Валька с трассы два месяца назад на руках принёс: то ли под машину попал, то ли огрел кто-то по спине — ноги у него задние совсем не ходили. Косой в барак зашёл, сослепу не разглядел, спрашивает:
— Чего это у вас, Валька, тут коврик лежит? Раньше, вроде, не было.
С тех пор и повелось — Коврик. Ноги выправились, ходит почти нормально, только когда бежит, зад маленько на сторону заносит. Пока тощий был да облезлый, Чурки в его сторону и не смотрели, а как округлился да залоснился…
— Да вон, гляди, Лис, — позвал Вонючка. — Ёська-то сам с пруда идёт. А в банке, должно, тараканы.
Ёська присел у стола, заглядывая в свою банку, Генка вытянулся на кровати, уронил голову на подушку, подпёр рукой, чтобы видеть брата. Белый, рыхлый, под глазами синие полукружья, на шее и кистях — отёки.
— Ты с Валькой занимался?
— Занимался, когда ты спал ещё. Только он букварь не хочет, мы с ним энциклопедию читали и «Чудеса света». Там картинок много.
— Ёська, — устало сказал Генка. — Я ж тебе сто раз объяснял. Надо «Букварь», чтоб он не просто буквы складывал, а хоть что понимал.
— Да не хочет он «Букварь» этот! — с обидой выкрикнул Ёська. — Как его заставишь? Он же упрямый. Да и неинтересно ему. Третий год — одно и то же!
— Да я, что ли, виноват, что он такой тупой! — заорал в ответ Генка. — Научится — пусть хоть «Войну и мир» читает!
