им в руки меч — скорее смутит и насмешит, чем испугает противника.
Альбинос время от времени переглядывался со своими друзьями, но пока ни один из них не выказывал тревоги. Правда, общество вооруженных до зубов цыган, с их буйным и непредсказуемым нравом, едва ли способствовало душевному покою, но до сих пор те вели себя вполне смирно. К тому же, поскольку загадочные сестры отправились в Страну Цыган, самым разумным для троих искателей приключений было также отыскать туда дорогу. А для этого их нынешние спутники годились как нельзя лучше.
На глазах у Эльрика Роза, должно быть, чтобы хоть немного сбросить напряжение, пустила лошадь в галоп по узкой тропе вдоль пропасти — да так, что комья земли и камешки полетели из-под копыт во тьму, где ревела невидимая река. Цыгане радостно поспешили за ней следом, совершенно не думая об опасности, крича и вопя, словно в жизни не знали развлечения лучше, и Эльрик расхохотался, ощущая их веселье, а Уэлдрейк захлопал в ладоши и заулюлюкал, точно мальчишка в цирке. Но вскоре перед ними вырос зловонный мусорный завал, куда выше того, что альбинос видел прежде. Там, у разрытого в стене отбросов прохода, их встретили другие цыгане, сердечно приветствовавшие своих шестерых собратьев. Эльрика, Розу и Уэлдрейка они приняли с нескрываемым презрением, как и любого, кто не принадлежал к их племени.
— Они хотят присоединиться к нам, — объяснил высокий мужчина в краснобелых одеждах. — Я им сказал, мы никогда не гоним прочь новичков. — Он прыснул от хохота, вгрызаясь в переспелый персик, преподнесенный ему кем-то из приятелей. — Совсем нечем подкормиться. Так всегда в конце сезона и в самом начале. — Он склонил голову набок. — Но время наступает. Уже скоро. Мы выйдем их встречать.
Эльрику внезапно показалось, что земля дрогнула у него под ногами и гдето далеко-далеко послышался гул, подобный рокоту огромного барабана. Может, это их бог переползает вдоль дамбы из одного логова в другое? Неужели цыгане собрались принести их в жертву своему божеству? Над чем они так смеются?
— О каком времени ты говоришь?! — воскликнула Роза, приглаживая длинными пальцами непокорные кудри.
— О Времени наших Странствий, — отозвалась одна из женщин, сплевывая в пыль сливовые косточки. Затем она вскочила в седло и, первой миновав проход в завале, выбралась на выстеленную шкурами поверхность гигантской дамбы. Дорога теперь сотрясалась и вздрагивала, точно при землетрясении, и, приглядевшись, у самого горизонта на востоке Эльрик узрел какое-то движение. Шум сделался громче. Что-то страшное приближалось к ним — а они шли прямо ему навстречу.
— Боже правый! — В изумлении Уэлдрейк приподнял шляпу. — Что же это такое?
Впереди была тьма, сотканная из мерцавших теней с редкими проблесками света. Земля теперь дрожала с такой силой, что с мусорных завалов по краям дороги осыпалась грязь и с тревожным карканьем вспархивали перепуганные птицы-падальщики. Но до тьмы еще оставалось несколько миль пути.
Цыганам зрелище это казалось столь привычным, что они не обращали на него ни малейшего внимания, однако Роза, Эльрик и Уэлдрейк были не в силах отвести глаз.
Дамба теперь уже не просто дрожала — она мерно раскачивалась у них под ногами, точно невидимая рука качала их всех в огромной колыбели, а тень на горизонте выросла, затмив дорогу от края до края.
— Мы — вольный народ! Мы идем по дороге, и у нас нет хозяев! — во весь голос прокричала какая-то женщина.
— Ура! Ура! — заливается Уэлдрейк. — Ура вольной дороге! — Но голос его прерывается, когда они подъезжают ближе и видят, что именно надвигается на них — первое среди многих.
Оно подобно кораблю, но это не корабль. Это гигантская деревянная платформа шириной с добрую деревню, которая катится вперед на неимоверной величины деревянных колесах. По нижнему краю ее окружает непроницаемый кожаный полог, по верхнему идет частокол, а над ним возвышаются крыши домов и шпили — там, похоже, скрывается целый город, и все это движется, движется на исполинской платформе.
Одной из многих и многих сотен.
За первой платформой следует вторая, которая также несет на себе селение, со своими зданиями, своими флагами. За ней — другая. Вся дамба запружена платформами, которые, скрипя и гудя, мерно движутся вперед черепашьим шагом, сбрасывают на землю мусор и грязь и еще больше утрамбовывают и без того ровную дорогу.
— Бог мой, — шепчет Уэлдрейк. — Кошмар, достойный кисти Брейгеля! Так Блейк мог бы представить Апокалипсис!
— Действительно, впечатляющее зрелище. — Роза потуже затягивает пояс и хмурится. — И впрямь нация кочевников!
— Насколько я могу судить, вы вполне самодостаточны, — обращается Уэлдрейк к одному из цыган. Тот с важностью кивает. — Но сколько же таких городов-кораблей плывут по этому пути?
Цыган трясет головой и пожимает плечами. Откуда ему знать!
— Тысячи две, — предполагает он. — Но не все идут так быстро, как эти. За ними следом идут города Второго Времени. А за теми — Третьего.
— А потом Четвертого?
— У нас нет четвертого времени года. Его мы оставляем вам. — Цыган смеется над ним, словно над слабоумным. — Иначе откуда бы нам брать зерно?
Эльрик слышит крики и гам на огромных платформах, смотрит на людей, что выглядывают из-за ограды, приветствуя друг друга. До него доносится шум самого обычного города, самые обычные городские запахи, и он поражается этим устройствам из дерева с заклепками и скрепами из стали, бронзы или меди, из дерева столь древнего, что твердостью сравнялось с камнем, с колесами столь огромными, что могли бы раздавить человека с той же легкостью, как садовая тачка — муравья. Он видит белье, сохнущее на веревках, вывески ремесленников и торговцев. А платформы уже совсем рядом — и вскоре ему приходится задирать голову, чтобы взглянуть на промасленные оси древних, окованных металлом колес, каждая спица которых была высотой едва ли не с башню Имррира… и повсюду этот запах… запах жизни во всем ее разнообразии. Высоко над ними гогочут гуси, псы встают у частокола на задние лапы и рычат и лают, просто потому что им нравится рычать и лаять, а дети украдкой выглядывают вниз и пытаются плюнуть чужакам на голову, выкрикивая нелепые детские дразнилки, пока их не уводят родители, отпускающие пренебрежительные замечания по поводу странной внешности троих спутников, чье появление цыган, похоже, отнюдь не доставляет удовольствия.
Повсюду теперь скрипят колеса, а за ними на дорогу валятся все новые и новые груды отбросов; вслед за платформами идут мужчины, женщины и дети с метлами, они сметают мусор в кучи, распугивая пожирателей падали, поднимая тучи пыли и мух, а порой останавливаются и падают на колени, выискивая в отбросах какой-то лакомый кусочек.
— Вот уж, право, поразительное сборище! — Закашлявшись, мастер Уэлдрейк вытаскивает из кармана огромный красный носовой платок и прикрывает им лицо. — Скажите, сударь, куда ведет эта дорога?
— Куда она ведет? — Цыган недоуменно качает головой. — Повсюду и никуда. Это наша дорога. Дорога Вольных Странников. Она ведет сама за собой, поэт. Она опоясывает мир!
Глава четвертая
О путешествии с цыганами. Необычный спор о природе свободы
Пройдя немного дальше, Эльрик и его спутники с удивлением заметили огромную толпу, следовавшую за первой шеренгой селений на платформах. Здесь были мужчины, женщины, дети, старики и младенцы, богачи и нищие; они болтали, смеялись и играли на ходу; одни с беззаботным видом шагали за грохочущими колесами, не сводя с них глаз, другие шли в унынии, рвали на себе волосы и заливались слезами; за ними бежали собаки и прочие домашние животные — так что все это напоминало толпу паломников. Шестеро цыган давно уже ускакали вперед, позабыв о тех, кого привели с собой.
Склонившись с седла, Уэлдрейк обратился к добродушного вида матроне, из тех, что частенько
