что тело мое обрело готовность и возжаждало истинного наслаждения, проникновенной удовлетворенности, каковую позвал я за минуты общения с Либуссой. Я до сих пор еще был уверен в том, что час, проведенный с нею, будет прекраснее во сто крат целой ночи в жарких объятиях искусных потаскушек из заведения миссис Слайней. Иными словами, то направление, которое принимали теперь мои мысли, грозило опять завести меня в западню, но Сент-Одран очень вовремя заговорил:
— Я уже все устроил. Сегодня утром. Местные власти не возражают. Так что в два часа пополудни я представляю свой «Монгольфье» на Малом Поле… знаете? Публичный сад сразу за Западною Стеною, у Мирошних Ворот. И намереваюсь еще продемонстрировать «ограниченный» подъем, или подъем «на привязи».
Таким образом, Сент-Одран спас меня от болезненного самокопания.
— Весь Майренбург увидит, как наш корабль поднимается в воздух, — продолжал он, сопровождая слова свои грациозным взмахом руки. — И общественность уже будет знать о нас как о серьезных аэронавтах. Пробный этот полет нам послужит верительной грамотой. А если нас примут достаточно благосклонно, тогда уж нам без труда удастся заинтересовать богатых горожан нашим проектом по учреждению Компании, каковая займется строительством нового корабля, больших размеров. — Герр шевалье, — проговорил я, весьма позабавленный его речью, — не принимаете ли вы часом за несомненную данность некое соглашение между нами, каковое еще не было заключено?
С видом искреннего изумления он откинулся на спинку стула и схватился рукою за подбородок.
— Черт возьми, сударь! Я — то думал, что мы партнеры и что желание ваше поучаствовать в демонстрации нашего корабля вполне очевидно.
— Но мы не заключали еще соглашения. Не оговаривали условий.
— Верно, сударь. Но я полагаю, мои предложения вам известны.
— Вы говорили мне о своих планах. В Хакмесшерском ущелье.
— И вчера ночью на лестнице.
— Всего лишь пару слов, сударь.
— Я предлагал объединить наши силы и средства.
— Да, вы предлагали.
— Вот я и подумал, что все уже решено…
Тут я рассмеялся.
— Боже мой, Сент-Одран, я знаю всю подноготную ваших трюков, но они все же имеют успех. И, признаюсь вам, я обдумал ваше предложение и решил, что оно мне подходит. Так что давайте, как говорится, ударим по рукам и тем скрепим наше соглашение.
Мы с ним свершили означенный ритуал, и Сент-Одран просиял.
— Прежде всего, капитан, нам потребуется прибегнуть к литературному вашему дару. Нужен хороший текст для листовок, которые мы разбросаем с воздуха. Новые территории. Золото.
Богатство, что само плывет в руки. — Он нахмурился. — Вот только я сомневаюсь, стоит ли сразу упоминать о ваших тайных навигационных картах. И о Граале. Это могут счесть ересью.
— Сударь, попридержите коней. Вы о чем вообще говорите? Что-то я не пойму.
— Я говорю о фамильном предании рода фон Беков. О немалых деньгах в кошеле, проистекающих из подобного смелого предприятия. И, разумеется, об уважении к имени фон Беков, небезызвестному и в Майренбурге, как вы должны уже знать.
Имени, сударь, весьма почтенному и добропорядочному. Я бы сказал безупречному.
— Сударь?
Он улыбнулся мне искренне и открыто.
— Что, сударь?
— Я правильно вас понимаю: вы намерены эксплуатировать мое родовое имя? Сент-Одран, вы слишком много хотите. А что касается этой дурацкой легенды…
— А поскольку легенда дурацкая, то какой будет урон вашей чести, если вы ею воспользуетесь к своей выгоде?
— Вообще-то верно. — Я колебался.
— Но эту сторону дела мы можем обсудить и потом, — великодушно заметил он. — Сейчас нужно просто состряпать афиши, но с этаким поэтическим, знаете ли, размахом. А дальше уже поглядим, как пойдут дела.
Поскольку тут я ничего не терял, я согласился с этим его предложением. Сент-Одран ушел в город, — как только оделся подобающим образом, и весьма, надо сказать, элегантно, — а я остался у «Замученного Попа» набрасывать текст для афишек, которые в надлежащее время будут сброшены с борта воздушного корабля.
Мне вовсе не требовалось изобретать какие-то особые изыски, однако я промучился целый час, выбирая между Зевсом и Юпитером, — кому из них быть номинальным возницею небесной нашей колесницы, — и в конце концов я отказался от них обоих и остановил выбор свой на Донаpе как божестве, наиболее соответствующем местному нордическому климату, хотя можно было бы предположить, что свитавианские боги были еще даже суровее и мрачнее, поскольку происходили они из славянских верований и имели имена типа Граака или Кога. Сержант Шустер проявил самый искренний интерес. Он спросил меня, видел ли я полеты парижских аэронавтов, и мне пришлось признаться, что я пропустил их все, хотя, разумеется, в ходе разыгравшихся там боев к услугам воздушных шаров прибегали не раз. Сам он видел воздушный корабль в полете только однажды, сказал мне Шустер. Он должен был совершить перелет из Зальцбурга в Базель, но ветер не вовремя переменился. Аэронавтов нашли потом аж в Болгарских горах; разбойники тамошние растащили по кусочкам весь яркий шелк воздушного шара, да и сами аэронавты дрожали от хода, сидя в чем мать родила в своей корзине.
— Так что, выходит, познания в области отклонений течений ветра, коие даже коварней течений морских, могут весьма и весьма пригодится.
Я согласился с его заключением. Но Сент-Одран, как очевидно, разработал определенные методы управления воздушным судном, пусть даже еще не успел их опробовать.
— Большой корабль, который мы думаем строить, будет снабжен необходимыми механизмами.
Тут я осознал, что уже выступаю как этакий рупор идей британского моего жулика, а ведь я пока даже не знал, насколько все эти небылицы, рассказанные Сент-Одраном, близки к реальности. И мне нужно было еще дождаться подходящего момента, чтобы это выяснить. К тому же, я не мог сейчас особенно распространятся о планах шевалье, иначе бы вышло, что я предал его доверие. Так что я прикусил язык.
Сержант Шустер, однако, не заметил в поведении моем никакой странности и принялся вслух рассуждать о правомерности опасений, — выраженных в какой-то венской газете, — в том, что французский военно-воздушный флот может в любую минуту атаковать их город.
В то время все, разумеется, полагали, что французы стремятся стать Властелинами Воздуха, хотя при этом никто не имел ни малейшего представления о том, как вообще можно построить подобный воздушный флот и как, если он все-таки будет построен, противостоять ему. Мне пришло в голову, что мы с Сент- Одраном сможем неплохо сыграть на этом недоразумении. Что, как не построение воздушного флота, сделает вечный Майренбург еще сильнее?
Сент-Одран вернулся из Статс-хауза в приподнятом настроении, продемонстрировал мне лицензию, — внушительный манускрипт, оформленный весьма красочно (пять цветов, включая и золотой) с добавлением печатей и каких-то непонятных значков, — разрешение на демонстрацию нашего шара.
Теперь, сказал он, нам осталось лишь сагитировать богатых бюргеров и собрать толпу любопытствующих горожан. Я заметил, что на это у нас мало времени.
— Вовсе нет, — возразил Сент-Одран, — у нас есть чернила и кисти. Короткие объявления смотрятся лучше всего на стенах.
Например, вот такое, фон Бек… — он схватил перо и написал размашистым своим почерком с витиеватыми завитушками:
«Сегодня на малом поле! Подъем воздушного корабля! В три часа пополудни!» Все — прописными буквами. — Напишите его столько раз, сколько сможете!
Через час у меня онемела рука, но зато на столе выросла стопка афишек, около сотни листков. Сент-
