поразил и смутил добрую братию нашу речами своими о землях неведомых, что лежат за пределами человеческого нашего восприятия, не являясь, однако, ни Небесами, ни Преисподней, но пребывающих сами в себе, и называет он их Миттельмархом, сиречь Предом Срединным. Принимал исповедь брат Оливер, мне же поручено лишь ее переписать. Но и при том иной раз дрожит у меня рука, держащая перо, и вынужден я часто весьма прерывать работу свою, дабы осенить себя животворящим крестом. Остается мне лишь молиться, чтобы случилось так, что граф бредит в жару, либо же вводит нас в заблуждение обманом умышленным, либо же разум утратил. Но вот только он не похож на безумца и владеет собой, хотя и осла, после недавней болезни. Говорит он о землях, населенных сказочными зверями и людьми небывалыми, но говорит о них как о тварях привычных ему и известных, и звучат его речи страннее, чем в древних романах описано. И сии речи весьма нас пугают.
Молись за всех нас, добрый мой брат, и особо молись за меня, дабы разум мой не помутился от исполняемой мною работы.
Еще одно нежеланное напоминание о семейном нашем предании — буквально за последние несколько дней! Но когда адвокат одарил меня многозначительным взглядом, мне пришлось напустить на себя умный вид, хотя чувствовал я себя по-дурацки. Однако я вошел уже в роль, которую мне навязал Сент-Одран.
— Вы, разумеется, знаете, о которым из ваших предков идет речь в письме, — весьма уважительно проговорил адвокат, аккуратно складывая бумагу, которую я передал обратно ему.
— О предке моем со стороны отца. О пра-прадеде моего деда, если не ошибаюсь. — Я себя чувствовал дураком и негодяем одновременно.
— Я полагаю, сударь, вам должно быть известно, где именно он путешествовал. Вы и сами повещали те земли. Вместе с вашим партнером. — Разумеется, сударь, — вставил Сент-Одран. — Вы же видели карты и все остальное.
— Что и убедило моего клиента. Остальные вопросы, как вы сами поймете, составлены мною и касаются юридической и финансовой сторон дела. Мы, адвокаты, осторожное племя… осторожней гораздо, чем искатели приключений. Такие, как вы. — Мне показалось, что он попытался выдавить краткий смешок.
Предприятие наше, основанное на обмане и лжи, с каждой минутою нравилось мне все меньше и меньше. Я не знал, что мне делать: признаться во всем и тем самым предать Сент-Одрана или хранить молчание. Не стоит, наверное, и упоминать о том, что я промолчал. При этом я себя чувствовал гнуснейшим из трусов. Какой-нибудь недалекий вельможа насобирал, как очевидно, целую кучу старинных книг, начитался до одури и сработал некую теорию, каковая опровергается первым же рациональным доводом. Но, с другой стороны, кто я такой, чтобы разбивать их грезы? Они и сами сполна осознают всю свою глупость, когда я бесследно исчезну с их золотом!
— Ну да! Да! — Сент-Одран надрывался, точно соборный колокол. — Миттельмарх. Он самый. Вот почему для успешного завершения экспедиции необходимо построить новый корабль.
Наш старый корабль, — воздушная лодка, в которой мы поднимались на прошлой недели, — недостаточно прочен и вместителен для подобного путешествия!
— Я понимаю, сударь. Я как раз собирался сейчас перейти к вопросу о капиталовложениях. Прежде всего мне хотелось бы знать, сколько времени вам потребуется на строительство этого корабля?
— Это, сударь, зависит от того, каких мастеров нанять. Для строительства корпуса всего лучше будет подрядить умельцев из Бремена. Купол всего лучше делать в Лионе. Все остальное можно сработать и здесь, в Майренбурге. Но, как вы сами должны понимать, это займет ни один месяц.
— Скажем, к сентябрю этого года будете вы готовы?
— Вполне вероятно, герр доктор — адвокат. Но мастера из Лиона и Бремена потребуют денег вперед как доказательство наших честных намерений.
— Я понимаю. Как будет лучше всего перевести эти деньги за границу? Чеком? Долговою распиской?
— Я еще не справлялся, сударь, но могу получить всю интересующую вас информацию в течение нескольких дней.
— Они действительно, бременцы, лучшие мастера?
— Лучше их только мои земляки, шотландские корабелы. Но нанимать их теперь было бы несколько непрактично.
Разумеется, до сего времени бременцы строили корабли морские, но корпуса их судов идеально подходят и для воздушных лодок. Воздушная тяга должна идти… — таинственный взмах обеими руками, — …так.
Весла так… — что-то вроде загребающего движения. — А паруса надо крепить на наклонных мачтах. Под углом минимум в 45 градусов. Вот так… — тут Сент-Одран изображает ладонями некую геометрическую фигуру. — И потом, существуют еще всякие хитрые инженерные приспособления, но, к счастью, с этим проблем не возникнет. Нам удалось заполучить одного выдающегося корабельного инженера, подвязавшегося в свое время на службе в британском и датском военном флоте. Он буквально на днях вернулся из Америки, где консультировал тамошнее правительство по вопросам конструкции кораблей. — Сент-Одран продолжал заливаться соловьем в знакомой уже тональности, ведя свою музыкальную тему, основанную на простейшей мелодии, создавая захватывающие переливы, возбуждающие воображение слушателя. Иными словами, картину, каковую внимающий Сент-Одрану рисовал себе в воображении, шевалье раскрашивал сияющими цветами, и слушатель видел не только то, что хотел видеть он сам, но и то, что хотел показать ему шевалье.
— Они все — оркестр, — как-то сказал он мне, — а я лишь дирижер.
Наконец шевалье завершил свое представление, каковое, признаюсь, меня впечатлило едва ли не наравне с угрюмым законоведом. Сент-Одран заверил нашего доктора — адвоката, что мы не только доставим корабль наш в Миттельмарх, перебравшись через преграды, — непреодолимые, если идти по земле или плыть по морю, — но и снарядим этот корабль так, что он будет готов к любым непредвиденным неожиданностям. Он застенчиво упомянул «сиятельного господина» и «вашего титулованного клиента», так же, как я, полагая, что таинственным нашим инвестором выступает сам принц майренбургский. я не стал задаваться вопросом, почему принц, запрещающий тайные общества, — каковые занимаются, разобравшись, теми же безобидными действами, рассчитанными на дешевый эффект, что и мы с шевалье, — покровительствует в то же время нашему предприятию. Я рассудил, что такое встречается вовсе не редко, когда человек с энтузиазмом хватается за какую-нибудь одну явно нелепейшую идею, но зато с яростью обличает другую, не менее нелепую. Настроен я был весьма цинично, а в таком настроении я все всегда сваливаю на низменную человеческую природу.
Когда мы возвращались на площадь Младоты в наемной карете, Сент-Одран имел вид утомленного актера, который только что отыграл, — и успешно, — трудную роль перед чуткою и благодарною публикой.
— Начать нашу компанию, как выясняется, будет легче, чем я полагал, — сказал он.
Во мне все же росло беспокойство. Одно дело — обвести вокруг пальца парочку бюргеров, совсем другое — дурачить сиятельного принца. Именно с того дня, я так думаю, и вернулись мои кошмары.
Вновь в ночных снах моих стала являться мне герцогиня, и человек-телец, дышащий жаром мне прямо в лицо, и Лабиринт, — с каждым разом он становился все больше запутанным, — и угрожающие шепчущие голоса. Сент-Одран же тем временем продолжал собирать свою «коллекцию» подложных документов: рекомендательные, ясное делохвалебны, письма, различные благодарности и другие бумаги, вполне убедительно свидетельствующие, что бременская корабельная фирма «Линдер и Линдер», подрядившаяся исполнить заказ, — а именно, строительство корпуса воздушного корабля, — для Общества Воздушных Исследований на общую сумму 27 000 талеров, с предоплатою 9000 талеров, выплатой 9000 талеров по завершении строительства корабельного корпуса и 9000 талеров по окончании всех работ. Господа Винглер и Пьемонт берутся за 10 000 талеров выделать шелковый купол воздушного шара по типовому проекту (они исполняли подобные заказы и для Монгольфье), но требуют предоплаты в размере половины от общей суммы. Они обязуются также изобразить на куполе всякий герб, флаг, либо же отличительный знак, каковой будет включен в список представленных инвесторов Компании, поданный до последней лакировки материала. Мистер Маркесс, корабельный инженер, завершил уже все чертежи и горит нетерпением взяться за дело. И все в том же духе. Чем сложнее и изощреннее становился обман Сент-Одрана, тем
