которого я недавно еще отвергал с таким пылом. Снедаемый любопытством, я вновь обозрел устрашающие эти скалы. Далеко внизу серебрились узкие ленты рек; среди черного камня утесов то и дело возникали зеленые пятна-долины. Интересно, там жили обычные люди, или край этот был населен только злобными троллями и прочею всякою нечистью. Если раньше я ничему подобному не верил, то теперь я готов был поверить во что угодно!
Однако солнце, поднявшееся из-за гор — ослепительно бронзовый диск, нависающий над вершинами — оказалось знакомым, привычным светилом. Солнцем нашего мира. Нам навстречу не вылетели никакие драконы и гиппокрифы, только ласточки парили под нами в воздушных потоках. Утро в неведомом этом мире выдалось на удивление теплым; стало едва ли не жарко, и вскоре мы все поснимали верхние наши плащи. Сент-Одран замкнулся в себе. Он явно никак не мог примириться с тем, что Либусса противостояла ему, пригрозив пистолетом; и в то же время само приключение, как вполне очевидно, его взволновало. Клостергейм же, небрежно облокотившись о край гондолы, делал какие-то прозаические замечания относительно знакомых ему наземных ориентиров, над которыми мы пролетали.
Замечания свои адресовал он герцогине, но та, похоже, уделяла речам его мало внимания.
Перекрестные токи воздуха бросали корабль наш то туда, то сюда, — словно бы нас направляла рука Талоса, — и вот мы плывем уже над зеленою чашей долин, над лугами, не покрытыми снегом, над полянами ярких цветов позднего лета. Здешние времена годы тоже были как отражение нашей реальности. Там, в своем мире, мы могли бы сейчас пролетать над Швейцарией или Карпатами. Нагреваемый солнцем воздух был свеж и сладок.
Он словно бы располагал к вялой неге целебный бальзам, обволакивающий мою душу, в течение многих недель осаждаемую только страхами и тревогами. Уныние мое словно рукой сняло.
Под нами проплывала земля, крошечные домики, маленькие поселения, города, опоясанные крепкими стенами. Древняя архитектура их казалась приятно знакомой и напоминала мне старую германскую готику за тем исключением, что ядра вражеских пушек, как очевидно, ни разу еще не потревожили этих замков и башенок, устремленных ввысь, этих спокойных виадуков и рифленых крепостных стен, этих аркад из резного гранита и известняка, выстроенных на вершинах холмов, что возвышались над тихими реками, чьи крутые берега, густо заросшие лесом, услаждали взор всеми оттенками зелени.
— Это здесь, вы говорили, прошли полчища Ада? — спросил я Клостергейма.
— Нет, не здесь. — Тут он сделал указующий жест рукою. — На западе. За Ирландией. За горизонтом.
Либусса, — не такая уже напряженная, теперь больше похожая на ту необыкновенную женщину, которую встретил я по дороге в Лозанну, — любезно мне пояснила:
— Миттельмарх — не единое царство реальности, не какой-нибудь замкнутый в себе мир, как вы его себе представляете. Он как волна перехлестывает ту, нашу, реальность, то проникая в нее, то вновь отступая. Можно перейти из одного мира в другой и даже этого не заметить. Но если вы преднамеренно ищете вход сюда и знаете, где и когда возникают Точки Соприкосновения или просто когда дуют нужные ветры, вы сумеете проникнуть в Миттельмарх без труда… что мы и сделали. Мы пересекли черту6 разделяющую миры, приблизительно между Венгрией и Австрией. Срединный Предел занимает громадную площадь в пространстве, многие тысячи квадратных миль… и все-таки можно пройти сквозь него за какие- то считанные секунды. Или же вдруг оказаться в каком-то другом царстве реальности Миттельмарха. Пространство и Время — явления не ограниченные, каковыми объявляет их Разум, фон Бек. Ваша натурфилософия, основанная на анализе величин неизменных, вряд ли может служить непогрешимейшим и отточенным инструментом познания, на чем вы настаиваете с таким упорством. Подобною логикой, сударь, вы заключаете мир в узкие, тесные рамки. А мы, алхимики, принимаем мир в его сложности и беспредельности и не желаем сводить его к меньшему. Мы тоже стремимся к постижению вселенной, но иными путями.
Мне почему-то казалось, что словами своими она имеет в виду наказать меня. Сладкая боль вдруг скрутила мне чресла. Я желал ее с такой силой, что мог лишь молча стоять, застыв без движения, вцепившись обеими руками в край борта гондолы, качающейся под громадным шелковым шаром. Немного придя в себя, я спросил ее нарочито небрежным тоном, который дался мне не без труда:
— А что вы надеетесь отыскать в Миттельмархе, мадам? Почему вы направили наш кораблю сюда?
— Я ищу только то, чего ищем мы все, фон Бек. И поскольку Время теперь спрессовано, ваш корабль несет нас к нашей цели быстрее самых стремительных лошадей… и потом вынесет нас назад.
— «Чего ищем мы все»? Но чего же, мадам?
Она улыбнулась и так на меня посмотрела, словно бы подозревала, что неведение мое напускное.
— Грааль. Интересы мои большей частью лежат в сфере алхимии. «Единение» и «гармония» — вот два слова, наиболее употребительные в речи нашего цеха. А Грааль, безусловно, олицетворяет собой эти качества? — Она не спрашивала-утверждала.
— Ваш предок верил, как верил и князь Люцифер, что Грааль принесет облегчение сердцу, положит конец всем мучениям… — проговорил Клостергейм в пространство.
Сент-Одран, все еще не пришедший в себя и настроенный крайней враждебно, обратился к моей герцогине:
— Если вы, мадам, посвященный адепт, как вы сами только что заявили, вам было бы много проще построить свой собственный воздушный корабль. Зачем вы связались с нами?
— У меня не было времени строить новый корабль. Необходимая мне информация дошла до меня лишь недавно. К тому же, от вас мне потребен не только корабль.
Сент-Одран нахмурился.
— Стало быть, здесь затронуты личности?
Либусса отвернулась, и теперь я не видел ее лица. Я так толком и не понял, что имел в виду мой приятель-шотландец, когда задавал ей этот вопрос, но слова его, кажется, попали в точку.
— Клостергейм уже предлагал союз, — продолжал Сент-Одран, подозрительно сощурив глаза. — который из нас двоих надобен вам для достижения ваших целей, мадам? Я так понимаю, фон Бек?
Она вздохнула, а когда вновь повернулась к нему, лицо ее так и пылало гневом.
— Вы мыслите в правильном направлении, Сент-Одран, только слишком уж все усложняете. Мы не исследуем никакого сверхзапутанного лабиринта… мы лишь предпринимаем обычную поисковую экспедицию к местам, где всего вероятней сокрыт Грааль…
— Каковой Грааль фон Бек должен узнать, буде случится, что сокрыт он под обманной личиной! — Приподняв шляпу, Сент-Одран почесал в затылке. — Но вот в чем ирония: даже если мы и отыщем Священную Чашу, он, скорее всего, так и не узнает, что он такого нашел. — Теперь шевалье успокоился, полагая, что одержал несомненную победу. Я уже знал эту его установку. Избранная им тактика привела именно к тому результату, к которому он и стремился. Либуссе моей слова Сент-Одрана пришлись явно не по душе. Она закусила губу, пальцы ее непроизвольно сжались. Будь в руках у нее пистолет, она бы, наверное, с превеликим удовольствием разрядила его в шевалье. Сент-Одран же с довольным видом обозревал долину, простиравшуюся внизу. Он все-таки отомстил герцогине за то, что она его перехитрила.
— Ну разве не прелесть, — манерно протянул шевалье. — Чудесный вид. И погода просто замечательная.
Либусса, не прекращая хмуриться, одарила меня таким взглядом, словно бы я был собакой, достаточно смышленой, чтобы понять несколько слов из беседы их и перестать потому слушаться приказаний хозяйки. Она не могла знать глубинной потребности моего естества служить ей, быть ею любимым или хотя бы ей не безразличным. Душа моя пела. Значит, я все-таки нужен ей! Пусть для чего-то, но нужен! Но тут Сент-Одран резко подался вперед и схватил пистолет герцогини, который она положила на пол.
— Сейчас мы восстановим равновесие, — ослепительно улыбнулся он.
Клостергейм презрительно покосился на наведенное на него оружие.
— Я умирал столько раз, что мне уже все равно, умру я опять или нет. — Один выстрел, сударь, и мы все погибли. — Я себя чувствовал по-дурацки. Меня словно бы разрывало на части. Я действительно не знал, на чью сторону встану, если дело дойдет до открытого столкновения. Видимо, почувствовав мои
