растерзают на месте, либо захватят в надежде потом получить за нас выкуп. Оставался, впрочем, незначительный шанс, что он все же нас выслушает. Честно признаюсь, я ожидал встретить обычного Принца Воров, далеко не такого умного и проницательного, как этот лис.
— Грамоте разумеете, чтобы проблемы ломать? — Казалось, он на мгновение задумался.
— Да, сударь. — Мне не хватало уже остроумия измыслить более изящный ответ. К тому же, вопрос его об учености нашей и образовании немного сбил меня с толку.
Тут господин Реньярд плюхнулся обратно в громадное свое кресло.
— Ну что ж, будем надеяться, черт меня побери, что кто-то хотя бы из вас читал работы Дидро! — воскликнул он. — Потому что если вдруг нет, то выходит, что вы очень зря сюда заявились, поскольку вы сами должны понимать: живыми в Свеллонию вам уже не вернуться. Если только мы не сумеете как-то меня развлечь. — Он повернул к нам свою морду и ухмыльнулся. — Лис, как вы, надеюсь, уже догадались, томится скукой.
Все это буквально меня оглушило, и я в растерянности пробормотал:
— Я читал Supplement aux voyages de Bougainville, сударь. И некоторые другие вещи.
— Reve de d'Alembert, — сказала Либусса тоном гимназистки, отвечающей у доски. — И кое — что еще.
— Я не знаю этого джентльмена. — Голос Клостергейма был глух, а в тоне его сквозило явное неодобрение, восходящее, должно быть, к его лютеранскому происхождению.
Господин Реньярд запрокинул свою лисью морду и расхохотался. Смех его походил на высокое отрывистое тявканье.
— Я уж не стану придираться. Сойдет и так. А кого вы читаете, сударь?
— Я вообще ничего не читаю. — Клостергейм говорил точно квакер, приглашенный на Balum Rancum в качестве почетного гостя. — И ничего не читал за последние две сотни лет.
Это еще больше позабавило лиса.
— Человек, истомившийся скукою больше меня?! Вот это новость! И что за миленькая компания путешественников по иным мирам! Троица абсолютно несхожих людей. Этакий паукообразный мертвец, фатоватый пижон при изящных манерах и девица с видом этакой благочестивой тихони, присевшей по малой нужде в крапиву! — Разбойники от души расхохотались, а напряжение наше немножко спало. — Откуда вы и как попали сюда?
— Мы из Германии, сударь, — ответил я. — Прибыли сюда на воздушном корабле.
— Да ну! Стало быть, ваш корабль пришвартован где-то поблизости? Ваши верительные грамоты безупречны! — Он повернулся к своим разряженным в пух и прах головорезам. — На этих дуру не гнать, на бога не брать, и чтобы без мокрого и без обновки и никаких мне вывертов! — Он приказал им не трогать нас ни под каким видом. Я был уверен, что его приказание будет исполнено. Никто не посмеет его ослушаться.
Потом он обратился к братии своей на более человеческом языке:
— Вы меня слышали, псы позорные?
— Усекли, ваша милость, — выкрикнул один из них, поднеся пальцы к взлохмаченному вихру и исподтишка косясь в нашу сторону. — Уже записано.
— Как называться будем? — спросил другой, открывая засаленный гроссбух и облизывая перо. Рот его выделялся ярко красным пятном в иссиня — черной бороде.
Я не смог устоять перед искушением назваться „Томом-Распутником“ — вполне приемлемая воровская кличка, во всяком случае, в Лондоне она бы прошла на „ура“. Но Либусса выдала полный список с перечислением родовых имен и почетных титулов своего цеха:
— Адепт алхимии первой ступени, член Тайного Совета Праги, старейшина братства Священного Треугольника, Первая в Триумвирате. — Тут она сделала паузу и добавила:
— Я имею ученую степень нескольких университетов. Кровь моя — кровь Ариадны — древнее, чем само Время.
Господин Реньярд остался весьма доволен (проницательная моя Либусса сразу же разобралась, чем его можно пронять) и ответил ей так:
— Стало быть, между нами есть что-то общее, герцогиня. Что касается древней крови, по крайней мере. Я надеюсь, вы сюда прибыли не для того, чтоб умертвить еще одного бедного полузверя? Или какой- то несчастный лис не достоин хитроумия Ариадны и булавы Тезея?
— Мы явились сюда вовсе не для того, чтобы свершить насилие, милорд. Нам нужна ваша помощь. Может быть, если возникнет в том необходимость, мы совершим обмен.
— У вас есть что-нибудь интересное, редкое? Я обожаю всякие редкие штуки!
— Знания, — сказала она.
— Достаточно редкая вещь. — Он поерзал на стуле, явно испытывая неудобства при том, чтобы сидеть как положено человеческому существу. — Дайте мне еще полчаса, я должен закончить со всеми делами, и мы обязательно поговорим. — Клостергейм, — отрывисто бросил отставной капитан люциферова войска, и бородатый разбойник аккуратно вписал его имя в увесистый свой гроссбух. Мы уселись за стол в дальнем углу и принялись наблюдать за свершением воровского правосудия. Одному карманному воришке господин Реньярд дал милостивое разрешение „работать“ в его владениях, другого приговорил к „вышке“ (что означало — повешение) за некое таинственное нарушение Закона Заблудших. Половина всей процедуры велась на жаргоне, оставшаяся половина на таком облагороженном языке, что мы почти ничего не сумели понять. При всей своей грации и изяществе, бандитский главарь был лисом: голос его звучал пронзительно и высоко, больше напоминая лай. Но власть этого лиса была абсолютной, ему не смели перечить даже те, кого он отправлял на смерть. Когда суд завершился, господин Реньярд вызвал нас к себе. Разбойники отступили подальше, глядя на нас с недоверием и этакой неприязнью пополам с омерзением, словно, вступая в переговоры с хозяином их, мы каким-то таинственным образом им угрожали.
— Итак, вы читали Сон д'Аламбера? — спросил он, обращаясь ко мне. — И Энциклопедию?
— Не всю, сударь.
— А я прочел все семнадцать томов, Том-Распутник. Так что я знаю о вашем мире все, что только можно знать. Мне бы очень хотелось его посетить. Но это было бы глупо, верно? Даже здесь я — посмешище. Там, у вас, я был бы чудовищем, зверем диковинным! Я полагаю, что вы знакомы с современной теорией спонтанного сотворения?
— Она не настолько уже современная, эта теория, сударь. Полвека назад…
— Золотой Век, сударь, — перебил меня Лис, — лучше нынешнего, сударь.
Вольтер, Руссо, Бюффон, Добантон, Монтескье, д'Аламбер! Как бы мне хотелось побеседовать с ними!
— Я знаю некоторых людей, которые удостоились этой чести. В свое время я служил при дворе императрицы Екатерины, где, как вам должно быть известно, бывали Дидро и Вольтер.
— Вы лично знали Дидро?
— Наше знакомство была весьма мимолетным, господин Реньярд. Когда я прибыл в Россию, он уже собирался обратно во Францию.
— В семьдесят четвертом, — понимающе кивнул Лис.
— Точно так. Я был тогда очень молод.
— Но он произвел на вас впечатление?
— Как очень тонкий, умный и приятный во всех отношениях человек.
— Именно такие отзывы я и слышал о нем. — Лис снова поерзал на стуле, усаживаясь поудобнее, насколько его необычное тело вообще это позволяло. — Он единственный проник интеллектом в те области, которые доступны всем остальным только по опыту.
В Bougainville, например, он задается вопросом: „Кто знает теперь предысторию нашей планеты? Сколько земель, отделенных ныне друг от друга, составляли когда-то единое целое?“ Живой, проницательный разум. Как у Вольтера, сударь, но человечнее, вы не находите?
— Весьма верно подмечено, — отозвался я.
Лис поднялся.
— Поднимайтесь сюда, — он указал на ступеньки, что вели на возвышение. Мы послушно поднялись. Люди его окружили нас — в воздухе разносился густой запах пота и женских духов — провели по какому-то
