Обреченным.
Гуннар повел головой, словно зверь, вынюхивающий след.
– Она здесь. Я знаю, она здесь, Мы с вами найдем ее. Но она достанется только одному из нас. Он-то и станет последним мучеником.
Его ладонь легла мне на спину. Потом он повернулся к корме и взялся за румпель.
На мгновение я вспомнил о смерти своей матери, о ненависти отца. Я вспомнил кровавую гибель своей кузины; я не забыл, как она плакала, когда ее душа насильно расставалась с телом. О ком говорил Гуннар?
Кого он имел в виду?
Мы опять провалились между волнами и взмыли на следующем гребне, оставляя за кормой пенный бурун, отчего порой казалось, что мы действительно летим над водой. Наполовину зарифленный парус ловил ветер и действовал наподобие крыла, помогая Гуннару быстро перекладывать руль и сообразовывать движение корабля с перемещением волн. Ни прежде, ни впоследствии я не встречал капитана, способного управлять судном кончиками пальцев, а также отдавать приказы, которые мгновенно выполняются при любой погоде.
Гуннар похвалялся, что, как бы много людей он ни терял на суше, в море не погиб ни один его человек.
Пена укутала палубу, плечи и бедра гребцов, ее хлопья витали в бушующем воздухе. Черные, коричневые, желтые спины сгибались и выпрямлялись, словно множество одинаковых деталей; они блестели от пота и воды. Небо над нашими головами было покрыто рваными облаками, черными и клубящимися. Я плотнее закутался в плащ. Мне нестерпимо хотелось призвать Мишашааа или любого другого элементаля и унять бурю магическими средствами. Но я уже воспользовался чарами, чтобы войти в этот сон! Могущество Равенбранда годилось только для битвы. Попытка пустить его в ход для других целей грозила непредсказуемыми последствиями.
Весь день и всю ночь мы прорывались сквозь бушующие воды Атлантики.
На каждую перемену ветра мы реагировали веслами, рулем и парусами, а теперь, благодаря компасу Гуннара, неслись стрелой на север, пока Гуннар не позвал меня в рубку, чтобы показать его.
– Она стала волшебной,- заявил он.- Какой-то мерзавец заколдовал ее!
Стрелка компаса беспорядочно вертелась из стороны в сторону.
– Другого объяснения не существует,- продолжал Гуннар.- У этого места есть защитник. Кто-то из Владык Высших Миров…
С палубы донесся громкий крик. Мы выбежали из рубки, крытой оленьей шкурой, и увидели Лейфа Большого, лицо которого превратилось в застывшую маску. Он смотрел на огромную голову, торчавшую из бушующей воды. Голова с явной враждебностью взирала на наш хрупкий кораблик. Это была человеческая голова, и она занимала весь горизонт.
Схватив Лейфа за плечо, Гуннар отвесил ему тяжелую оплеуху.
– Болван! До нее двадцать миль! Это каменная скала, оно стоит на суше!
Однако, произнося эти слова, Гуннар поднял голову, посмотрел на препятствие… и перевел взгляд еще выше. Не было никаких сомнений – перед нами было гигантское лицо, незрячие глаза смотрели из-под облака, закрывавшего его лоб. Мы были слишком маленькими, чтобы привлечь его внимание. Нас можно было сравнить с крохотной пылинкой. По-видимому, Гуннар не ошибся. Голова казалась неживой.
Вероятно, нам не было нужды ее опасаться. Это был не человек и не бог, скорее – высеченная в мельчайших подробностях скульптура из красочного гранита.
Лейф Большой громко вздохнул и пробормотал что-то в свою рыжую бороду. Потом он подошел к борту, и его вырвало. Корабль продолжал метаться по океану на вершинах волн. Он продолжал идти курсом, который мы установили до того, как неведомая сила заколдовала наш компас. Этот курс прямиком вел нас к гигантской голове.
Я сказал об этом Гуннару, и он пожал плечами.
– Вероятно, это ваш великан, живущий на Северном полюсе. Мы должны верить в свою судьбу,- сказал он.- Чтобы следовать своим путем, исполнять предначертания своего мифа, нужно быть крепким в вере, сэр Эльрик.
И в тот же миг голова открыла свой огромный черный рот, и море хлынуло в него, неумолимо потащив нас к горизонту – на нем сверкали всполохи, он потемнел и казался живым существом.
Гуннар взревел в бессильной ярости. Он делал все, чтобы развернуть корабль. Его люди гребли назад, выбиваясь из сил. Корабль, тем не менее, влекло к мясистой бездне.
Гуннар потряс кулаком, словно бросая вызов судьбе. Казалось, он скорее разгневан, чем испуган.
– Будь ты проклята!- Потом он рассмеялся.- Вы понимаете, что с нами происходит, сэр Эльрик? Нас глотают!
Он не ошибся. Мы были песчинкой в чаше с водой, которой это чудище вздумало утолить жажду. Я вдруг заметил, что и сам хохочу. Ситуация казалась невыразимо комичной. Но вполне могло случиться и так, что я вот-вот погибну. Причем в обоих реальностях.
И в этот миг голова проглотила нас. Корабль с силой ударялся о что-то, словно о берега реки. Из трюма послышался низкий голос, размеренно выводивший мелодию, старую, как мир. По всей видимости, Азолингас решил, что настал его смертный час.
Потом и он умолк.
Я поперхнулся зловонным воздухом и закашлялся. Было такое чувство, что мне в лицо дыхнул уличный бродяга. Мне на ум пришло множество сказок о людях, проглоченных огромными рыбами. Но я не мог припомнить ни одной, в которой гигант глотает корабль. Да и был ли это гигант? Быть может, затейливо расположенные скалы попросту показались нам лицом? Или это было древнее морское чудище, способное заглатывать корабли и выпивать моря?
Зловоние усиливалось, но мы были вынуждены дышать им. С каждым вдохом мои легкие наполнялись запахом смерти.
Потом мы очутились в Нифльхейме.
Из трюма донесся отчаянный крик Лейфа Маленького:
– Мне здесь не место! Я не сделал ничего дурного! Неужели меня покарают только за то, что я не погиб в бою?
Я плотнее завернулся в плащ. Температура стремительно понижалась.
Дыхание причиняло боль. Казалось, я втягиваю в себя тысячи мельчайших осколков стекла.
Ветра не было – вокруг царили холодная непроглядная темнота и полная тишина. Я слышал, как весла корабля поднимаются и опускаются с почти неестественной регулярностью. Внезапно вспыхнул огонек. Я увидел сверкающую маску Гуннара, освещенную факелом. Он шагал к помосту на палубе, и свет пламени на выхватил из тьмы неясные фигуры гребцов.
– Где мы, принц Эльрик? Вы знаете? Это Нифльхейм?
– Возможно,- ответил я. Палуба вновь накренилась, и корабль на несколько секунд провалился вниз, потом опять выправился.
Как только мы вновь оказались в спокойной воде, гребцы заработали веслами. Нас окружал шум бегущей воды, словно на тающем леднике – шорох тысяч ручьев, впадавших в поток, по которому мы сейчас плыли.
Гуннар ликовал:
– Реки Хель!
Никто из нас не разделял его восторга. Мы слышали негромкие мучительные стоны, не вполне человеческие, слышали булькающие звуки вроде тех, что в последние мгновения жизни издает тонущий ребенок. То и дело раздавались удары и шипение, похожее на шепчущие голоса. Мы сосредоточили внимание на ритмичном движении весел. Их плеск оставался единственным знакомым звуком, в котором наше измученное страхом восприятие находило опору.
Вновь послышался хриплый голос Лейфа Маленького. Казалось, он бредил.
– Эливагар, Лейфтр и Слид!- крикнул он.- Вы слышите их? Это реки Нифльхейма. Река ледников, река клятв и река обнаженных мечей!
Неужели вы их не слышите? Мы низвергнуты в преисподнюю! Это шумит Хвергельмир, великая пучина, которая целиком затягивает в свою пасть корабли!- Лейф забормотал что-то, упрекая себя в том, в юности не был достаточно смел и дерзок. Он надеялся, что его гибель будет приравнена к смерти воина. Он не был верующим, но всегда старался соблюдать правила. Потом он вновь пожаловался, мол, это не его вина, что он не расстался с жизнью в бою. Лейф Большой пытался заставить его умолкнуть. Но даже причитания Маленького не остановили мерный скрип весел. Гребцы полностью отдались своему тяжелому труду, надеясь, что он каким-то образом оправдает их в глазах Судьбы и позволит им войти в рай.
Молящие голоса взывали к нам. Чьи-то руки хватались за борта корабля, пытались цепляться за весла. Но матросы продолжали размеренно грести, а голос Гуннара, отсчитывавшего ритм, возвысился над всем прочими звуками. В его голосе слышались злость и отвага; он требовал неукоснительного подчинения.
Весла окунались в воду и поднимались в воздух. Проклиная темноту, Гуннар обратился к Королеве мертвых с вызывающей речью:
– Знай же, госпожа Хель, что я уже мертв. Но меня не нет ни в Нифльхейме, ни в Валгалле! Я умираю вновь и вновь, ведь я – Гуннар Обреченный. Я уже был на грани забвения и знаю свою судьбу! Тебе не испугать меня, Хель, меня ждет нечто пострашнее, чем ты! Когда я умру, жизнь и смерть погибнут вместе со мной!- Его оскорбительный хохот эхом разнесся по мрачным чертогам. И если где-то там скрывалась бледная богиня, чей нож звался Истощение, а блюдо – Голодом, то, услышав этот смех, она могла решить, что наступил Рагнарёк, и рог Судьбы возвестил конец света. Она бы не догадалась, что это смех человека. Отвага Гуннара была достойна Валгаллы, но не Нифльхейма.
Дерзость Гуннара воодушевила его людей. Более мы не слышали стенаний Лейфа Маленького, в котором проснулась богобоязнь.
Словно в ответ Гуннару звон металла стал громче. Человеческие голоса зазвучали более упорядоченно, складываясь в слова, но никто из нас не знал этого языка. Из ледяной тьмы послышались другие, менее отчетливые звуки – вздохи, бульканье, чмоканье, похожее на предсмертный хрип старухи. Но весла продолжали мчать корабль вперед, будто стрелу, подчиняясь ударам кулака Гуннара и его ритмичной песне.
Потом он прекратил петь.
Вновь воцарилась тишина, нарушаемая только мерным скрипом уключин. Под нами дрогнула палуба. Послышался стонущий голос.
Закружил сильный ветер. Казалось, огромная рука ухватила корабль за днище и начала поднимать его кверху. Однако нас скорее погружали в воду, чем выталкивали из нее.
Мой рот наполнился солью, и я судорожно вздохнул, цепляясь за все канаты, до которых мог дотянуться. В темноте загремел хохот Гуннара.
Он вновь запел – казалось, он направляет судно прямиком в водоворот.
'Лебедь' затрещал, словно жалуясь – за все время, проведенное на его борту, я ни разу не слышал подобных звуков. Корабль сильно накренился, и теперь скрип весел не совпадал с ритмом песни Гуннара.
Послышался громкий хруст. Я решил, что судно разламывается на части.
Потом раздался громовой аккорд. Было такое ощущение, что все струны инструмента завибрировали разом. Я словно растворился в этом звуке; каждый мой нерв подхватил его, и я почувствовал, как меня вместе с кораблем тянет вверх. Мы поднимались с такой же быстротой, как до сих пор погружались в воду. Горизонт окутала слепящая пелена белого света.
