безумной Владычицей Закона.
Я спросил Лобковица, какие силы опустошили все те миры, которые мы миновали.
– Справедливые войны,- ответил он, криво усмехнувшись.- В которых все противоборствующие стороны считают себя защитниками Закона!
Смерть, постигшая эти земли – типичный результат слепой дисциплины и подчинения закону. Разумеется, это самая коварная из уловок Хаоса. С ее помощью он ослабляет и приводит в замешательство своих противников. Закон движется вперед предсказуемыми путями, его цели очевидны. Хаос умеет лавировать и нападает с неожиданных направлений, выбирая удачный момент и зачастую избегая прямого столкновения. Именно этим он привлекает многих из нас.
– Вы не желаете, чтобы миром правил Закон?
– Мы не можем существовать без Хаоса. По складу характера я – слуга Закона. Как интеллектуал и участник Игры Времени я служу Хаосу. Но душа моя отдана только Равновесию.
– А почему, сэр?
– Потому что, сэр, Равновесие наилучшим образом служит людям.
Мы мчались по неглубокой пыльной долине. Кое-где виднелись чахлые деревца боярышника, но в основном нас окружал голый камень. Пустив коня шагом, Лобковиц обернулся и протянул мне белую глиняную трубку и кисет с табаком. Я отказался. Он набил свою трубку, примял табак большим пальцем, устроился в огромном деревянном седле и указал в сторону горизонта.
– Похоже, мы едем правильно и при этой скорости довольно быстро достигнем нашей цели.
– Нашей цели?
– Думаю, теперь я могу сказать вам,- извиняющимся тоном произнес Лобковиц.- Мы едем в город Какатанава.
– Почему мы не поехали туда вместе с индейцами, когда они отправились домой?
– Потому что их путь не совпадает с нашим. Если я не ошибаюсь в расчетах, мы увидимся с ними спустя довольно долгое время после того, как они вернулись к своим постам. Эти воины – бессмертные хранители Равновесие.
– Почему мы все явились сюда из разных периодов истории, князь?
– Не то чтобы истории, мой друг, ведь история – всего лишь одна из тех сказок, которыми мы утешаем себя, чтобы не сойти с ума. Мы из разных частей мультивселенной. Мы явились сюда из множества побегов, которые составляют эту конкретную ветвь; каждый из них – это возможный мир, но он существует не во времени и пространстве, как нам представляется; он прорастает в поле времени, сквозь многие размерности. В этом поле все события происходят одновременно.
Пространство – лишь одна из размерностей времени.
Все эти ветви – сферы или миры, как мы их называем – тщательно разграничены, как правило, различиями в масштабах. Для каждого из них масштабы ближайшего соседа слишком велики либо малы, чтобы его увидеть, но физические различия миров практически незаметны.
Лобковиц искоса посмотрел на меня, желая убедиться, что я улавливаю его мысль.
– Но бывает и так, что в мультивселенной дуют ветры Лимба, раскачивая ветви из стороны в сторону; они переплетают некоторые из них, а другие обламывают. Те из нас, кто участвует в Игре Времени либо связан с мультивселенной каким-то иным способом, стараются поддерживать ее устойчивость и делают все, чтобы, когда задуют ветры, ветви оставались прочными и здоровыми, чтобы они не сталкивались друг с другом и не давали великое множество различных ответвлений, которые в конечном итоге обречены на смерть.
Но мы не можем позволить ветвям вырасти такими толстыми и тяжелыми, что они обломятся под своим весом и погибнут. Поэтому мы сохраняем равновесие между легкомысленным многообразием Хаоса и целеустремленным однообразием Закона. Мультивселенная – это дерево, дерево растет в доме, дом стоит на острове в середине озера…- Казалось, Лобковиц стряхнул с себя оцепенение, в которое его ввергло чтение этой мантры. Он мгновенно пришел в себя и посмотрел на меня с полуулыбкой, как будто я застал его за делом, не предназначенным для посторонних глаз.
Больше он ничего не добавил, но я понял, что могу надеяться получить ответы на свои вопросы, как только это станет возможно, и почувствовал прилив воодушевления. Быть может, Лобковиц разговорился из-за того, что мы приближались к месту, в котором Оуне грозила таинственная опасность? Оптимизм князя внушал мне надежду, что мы сумеем прибыть туда и спасти ее.
Мы мчались галопом, словно по мягкой почве заброшенного поля гденибудь в Британии, хотя известняк под копытами нихрэйнских скакунов начинал плавиться, превращаясь в вязкую скользкую лаву. Ее едкий запах ударил мне в нос, и меня чуть не вывернуло наизнанку. Пока мы пересекали море тяжело колышущейся жидкости, я не раз замирал от страха, но в конце концов мы достигли сверкающего черного берега, слишком гладкого, чтобы по нему могла бежать обычная лошадь.
Нихрэйнских скакунов ничуть не смутила его скользкая поверхность.
Пригибаясь под ветвями мчавшихся нам навстречу деревьев, мы углубились в сосновый лес, пронизанный лучами заходящего солнца, которые отбрасывали повсюду темные тени и выгоняли из древесины ароматную смолу. Лобковиц остановил своего коня пощипать невидимую траву и поднял голову, любуясь представшей его взору картиной.
Солнечный свет упал на его румяное добродушное лицо. В эту минуту он напоминал памятник самому себе. Огромные столбы света проникали между стволами и создавали невероятные причудливые формы. Я проследил за взглядом Лобковица, и мне на мгновение почудилось, будто бы я вижу прелестные черты юной девушки. Потом ветер всколыхнул ветви, и видение исчезло.
Лобковиц повернулся ко мне, улыбаясь еще шире.
– Это один из миров, которые угадывают наши затаенные мечты и принимают форму по нашему желанию. Такие миры особенно опасны, и будет лучше, если мы как можно быстрее уедем отсюда.
Мы вновь пустились вскачь по покрытым скудной растительностью холмам, по тенистым заросшим лесами долинам, и оказались на широкой равнине. Над нами нависло серое небо, ветер трепал гривы коней. Лобковиц посерьезнел. Он то и дело поворачивал голову из стороны в сторону, словно ожидая появления врага.
Навстречу нам мчались облака, черные и густые. Вскоре они затянули горизонт. Я заметил вдалеке пики высокого горного хребта. Мне лишь оставалось надеяться, что это Скалистые горы. Эта огромная плоская равнина вполне могла оказаться частью американских прерий.
Пошел дождь. Крупные капли падали на мою непокрытую голову. Я все еще носил одежду, полученную от Сепириса, но шляпы у меня не было. Я поднял руку в перчатке, защищая макушку от дождя. Лобковиц, костюм которого полностью соответствовал погоде в этом мире, казалось, забавлялся теми неудобствами, которые выпали на мою долю. Он расстегнул одну из седельных сумок и вынул оттуда тяжелый старый дождевик синего цвета. Я взял его.
Я еще больше обрадовался плащу, когда с севера задул порывистый ветер, ударив нам в лицо, словно огромный кулак. Нихрэйнские скакуны упрямо мчались прежним шагом, еще сильнее напрягая могучие мышцы, но я чувствовал, что ими овладевает усталость. Вокруг расстилалась безбрежная степь. Мы не видели ни птиц, ни бобров, ни оленей.
Однажды, при особенно сильном порыве ветра, когда даже мой скакун замедлил бег, в облаках возник просвет. Степь на мгновение залили красные лучи солнца, высветив стадо оленей, которые мчались во весь опор, спасаясь от урагана. Это были первые животные, которых я заметил здесь. Они явно стремились покинуть этот район. У меня возникло отчетливое ощущение, что выбранное нами направление небезопасно. Во время затишья я поделился своей тревогой с Лобковицем. Он озабоченно нахмурился и подтвердил мою догадку, сказав, что мы движемся навстречу торнадо. В Европе я не сталкивался с этим явлением, и его признаки были мне незнакомы. Я лишь понял, что теперь самое время искать убежище.
Лобковиц был согласен с тем, что иметь укрытие, как правило, не мешает.
– Но не сейчас,- добавил он.- Он найдет нас, и тогда мы будем более уязвимы. Мы должны ехать дальше.
– Кто нас найдет?
– Лорд Шоашуан, Владыка ветров. Он возглавляет наших врагов.
И тут, словно чтобы заставить моего друга умолкнуть, вновь поднялся ревущий ветер. По моей спине гигантскими пальцами замолотил дождь, и мы помчались вперед, с равной легкостью преодолевая болота, реки и поля. Единственной силой, способной замедлить наше продвижение, был упрямый безжалостный ветер. Казалось, вместе с ним явились духипроказники, они тянули меня за одежду и дразнили моего коня. Я словно наяву слышал их громкий хриплый хохот.
Теперь мы с Лобковицем скакали бок о бок, чтобы не потерять друг друга в этом буйстве стихий. Иногда он пытался заговорить со мной, но перекричать ветер не удавалось. Порой я ненадолго засыпал в седле, когда кони переходили на шаг. У меня болела каждая мышца, но они словно бы не ведали усталости. Чтобы восстановить силы, им было достаточно замедлить бег.
Степь сменялась холмистой местностью, которая простиралась до подножья вершин и постепенно переходила в изломанный горный хребет, высоко вздымавшийся в неспокойное небо. Как только мы очутились у подножья, ветер несколько утих. В тот самый миг, когда солнце опускалось за горизонт, тучи внезапно расступились, и горы окрасились оранжевым, красновато-коричневым, бурым и темнопурпурным цветом с алыми и темно-желтыми полосами. Каждый горный хребет красив по-своему, но такое великолепное богатство оттенков я встречал только в Скалистых горах.
– Теперь мы должны быть особенно осторожны.- Лобковиц спешился и повел коня вверх по склону к широкому входу в пещеру.- Мы укроемся здесь на ночь, но спать придется по очереди. Нам нужно быть готовыми к любой неожиданности.
– По крайней мере, ветер утих.
– Да,- согласился Лобковиц,- но он остается самым опасным нашим противником в этих местах. Он коварен и часто делает вид, будто бы отступил, но на самом деле он идет в обход и нападает с другой стороны.
Он любит убивать. Чем больше он проглатывает за раз, тем большее наслаждение получает.
– Дорогой Лобковиц, тот, кого вы называете 'он'- неразумная сила природы. 'Он' способен вынашивать планы и строить козни в той же мере, что окружающие нас камни.
Лобковиц с чуть заметной тревогой посмотрел на скалы, потом покачал головой.
– Они кротки и милосердны. Они служат Равновесию.
Я все больше убеждался в том, что мой спутник несколько эксцентричен.
Но пока сохранялась надежда, что он приведет меня к Оуне, вернет нам детей и спокойствие семейного очага, я должен был мириться с его странностями. Лобковиц напоминал мне фантазеров и мечтателей вроде Блейка, который жил в мире, ничуть не менее реальном, чем те, кто его высмеивал. Осознав это, я начал относиться к таким людям с уважением, однако был слишком прагматичен, чтобы уподобляться им.
Лобковиц развел в пещере небольшой костер. Его дым уносился к задней стене и втягивался в узкую щель, которая, несомненно, вела в более крупные туннели.
Как всякий опытный путешественник, Лобковиц имел с собой только самое необходимое и расходовал припасы весьма экономно. Он без труда испек лепешки из смеси высушенных порошков, которые держал в маленьком ящичке, плотно входившем в один из карманов его плаща.
