ребер. Самойлович и его спутник геоморфолог Иван Маркелович Иванов пришли нагруженные громаднейшими кусками доисторического, уже окаменелого дерева.
Едва тронулись в путь, погода испортилась, все вокруг побелело, и сама Арктика потеряла свою сказочную красоту.
Возвратившись на корабль, мы направились в кают-компанию. С самого начала нашего плавания она стала как бы клубом экспедиции: здесь мы собирались, чтобы поговорить на разные темы. Много вопросов возникало у корреспондентов, так как им надо было регулярно давать материал в свои редакции.
— Почему мы говорим «Арктика», а не «Север»? — спросил у Самойловича корреспондент ТАСС Исаак Борисович Экслер.
Вопрос заинтересовал всех, и мы стали слушать, что ответит Рудольф Лазаревич.
— Надо сначала объяснить, что значит само слово «Арктика», — начал Рудольф Лазаревич. — Суть дела в том, что древние греки называли созвездие Большой Медведицы «Арктос». Астрономы того времени, наблюдая за небесными светилами, заметили, что на севере некоторые звезды не заходят за горизонт и всегда описывают окружность вокруг одного неподвижного пункта — полюса. Они провели круг через созвездие Большой Медведицы, как бы обозначили границу постоянно видимых звезд, и назвали его «Кругом Большой Медведицы», или «Арктическим». Отсюда страна, расположенная под этим кругом, получила название «Арктика».
В кают-компанию вбежал доктор Белкин.
— Мы подходим к чудовищному айсбергу, — почти закричал он.
Все выбежали на палубу. Действительно, слева по борту виднелась столообразная ледяная громадина. Высота ее чуть превышала мачты «Седова», но длина была не меньше километра. На отполированной боковой поверхности были отчетливо видны нежно-голубые и изумрудные слои. По мнению профессоров Визе и Самойловича, это был только что народившийся «младенец».
Ночью нас встретили тяжелые льды, и снова пришлось вступить с ними в бой. Медленно приближались мы к острову Нордбрук. Издали в туманной дымке он казался графическим рисунком. Всюду из-под глетчера к морю спускались косые полосы базальта и снега.
Но вот открылся трапециевидный мыс Флора. Оттуда исходил непонятный шум. Нам некогда было выяснять, что это могло означать: все были заняты поисками норвежцев и с этой целью внимательно разглядывали в бинокли проливы и острова архипелага.
Из-за большого скопления льда бросили якорь в пяти километрах от берега и стали среди разводий добираться к нему на шлюпках. Чем ближе подходили к берегу, тем слышнее был шум. Теперь он уже казался чудовищной какофонией.
— Это самый большой птичий базар во всем архипелаге. Здесь на скалах гнездятся миллионы кайр, чистиков и чаек, — пояснил Визе.
Наконец после очень тяжелого пути шлюпки подошли к берегу. Мы высадились на покрытую крупной базальтовой осыпью землю. Нас окружала такая же лишенная жизни природа, как и на острове Гукера.
— Ну и земелька! Только большой шутник мог назвать мыс Флора именем богини весны и цветов,— сказал Борис Васильевич Громов.
С чувством глубокого уважения к героическому прошлому наших предшественников мы отправились искать место, где они жили.
Надо сказать, что те экспедиции, которые посещали Землю Франца-Иосифа, ставили себе целью достижение Северного полюса, и мыс Флора обычно служил им базой на этом пути.
Когда на мыс Флора прибыли мы, оказалось, что от домика экспедиции Джексона уцелел только фундамент и пол, под которым жил песец.
Неподалеку размещалась хижина американской экспедиции Фиалы. От бамбукового жилища тоже почти ничего не осталось.
Жилье, конечно, могло разрушиться от времени. Здесь могли также хозяйничать и звери. Но вот что было странно: русское судно «Герта», посланное для спасения экспедиции Седова в 1914 году, пополнило запасы продовольствия, одежды и оружия на мысе Флора. Однако, как мы ни искали склад, обнаружить его не удалось. Возле остатков жилья валялись разбитые ящики с чаем, зернами кофе, полуистлевшая обувь. Все говорило о том, что здесь хозяйничали люди.
Пожалуй, впервые крайне раздраженно Шмидт проговорил:
— Кто-то не просто воспользовался продуктами, а грабил хищно и поспешно. Видимо, это дело рук иностранных промышленников и туристов, которые заходили сюда в последние годы.
Приводить в порядок этот хаос не было времени, и Шмидт дал указание начальнику зимовки в ближайшее время прийти сюда еще раз, чтобы восстановить продовольственную базу. Забегая вперед, скажу, что указание это было выполнено: мы привезли сюда ящики с консервами и прочими продуктами.
В первое посещение мыса Флора мы нашли на берегу хорошо сохранившуюся шлюпку итальянской экспедиции герцога Абруццского, побывавшего здесь в 1899—1900 годах.
В полукилометре от развалин мы обнаружили памятник из зернистого мрамора. Он был поставлен итальянским правительством полярным путешественникам лейтенанту Кверини, машинисту Стеккену и горному проводнику Оллье из экспедиции Абруццского, погибшим в пути к Северному полюсу.
В специальном углублении памятника нашли железный пенал, в котором оказались записки, написанные теми, кто побывал на мысе Флора за последние четверть века. Наша экспедиция тоже оставила записку: «Всегда чтим героев Арктики».
Поодаль от памятника мы увидели могилу. Здесь был похоронен умерший от цинги механик экспедиции Джексона.
От русского флага, поднятого на мысе Флора в 1901 году адмиралом Степаном Осиповичем Макаровым, не осталось и следа. Взамен его мы установили флаг из жести.
Осмотр острова был закончен. Нам хотелось остаться на зимовку именно здесь. Мыс был как бы центром Земли Франца-Иосифа. Именно тут останавливались первые полярные исследователи: Нансен, Ли Смит, Джексон, Седов и другие. Но подойти к нему и начать выгрузку было невозможно из-за дрейфующих льдов, а ждать, пока дрейф прекратится, не было времени.
По совету Визе решили осмотреть бухту Тихую, поэтому, обогнув мыс Баренца, взяли курс на север. Погода улучшилась. Появилось солнце, и Арктика снова ожила. Перед нами предстала величественная панорама Британского канала. Слева по борту на фоне светло-голубого неба вырос из воды остров Брюса, сплошь покрытый заснеженным глетчером. За ним высился ледник Земли Принца Георга, а справа рельефно выступали острова Скотт-Кельти, Кетлиц, Луиджи и многие другие, названия которых мы еще не знали.
— Здесь, а не в Крыму и на Кавказе надо строить санатории и дома отдыха, — с увлечением стал доказывать доктор Белкин. — Что может быть лучше? Кристально чистый воздух, первобытная природа и настоящий вечный покой.
Навстречу нам плыли одинокие льдины, с которых иногда сползали в воду тюлени, а потом с любопытством смотрели на нас. Миновав остров Скотт-Кельти, «Седов» вошел в бухту Тихую, и снова пейзаж поразительно изменился. Взорам седовцев открылась новая картина?
Бухту окружали глетчеры, вершины которых блестели на солнце. В глубине бухты, отражаясь в зеркальной глади, высилась неприступная скала Рубини, названная Джексоном в честь знаменитого певца. На этой скале, так же как и на мысе Флора, был птичий базар. Плавали хрустальные льдинки и спали на воде люрики.
Под утесами на северной стороне бухты виднелись два одиноких креста.
Ледокол встал на якорь в середине бухты Тихой, и через несколько минут руководители экспедиции и зимовщики на шлюпках подошли к берегу. Резкими криками встретили нас кружившие в воздухе чайки
Прежде всего мы направились к крестам и, подойдя, сняли шапки.
Высокий поморский крест был поставлен на астрономическом пункте в память пребывания здесь экспедиции Георгия Яковлевича Седова, а маленький крест стоял на могиле механика из экспедиции Седова Ивана Андреевича Зандера. На почерневшем дереве виднелись следы медвежьих когтей, вокруг могилы были разбросаны камни.
Приведя могилу в порядок, вернулись на корабль. В бухте и на палубе было уже тихо. По-видимому, все спали. И мы хотели уже направиться в свою каюту, как вдруг заметили одиноко шагавшего Визе. Увидев нас