отдохнете, чтобы мы встретились снова, потому что нам нужно кое-что Вам показать.
— Очень хорошо, — ответила королева, затем вызвала герцогиню; когда они вместе покидали комнату, Виктория, уже с порога, добавила: — И еще, Лорд М…
— Да, Ваше Величество?
— Вы проследите, чтобы о мистере и миссис Джонс хорошо позаботились, сможете?
— Разумеется, сударыня.
Они смотрели на закрывшуюся дверь.
— Не может ли это быть иронией судьбы, Мэгги, — задумчиво сказал лорд Мельбурн, — если та, что является столь прекрасным монархом для Англии, окажется вовсе не английским монархом, что скажешь?
Мэгги взглянула на Мельбурна. «Я так не думаю, нет, — сказала она, нахмурясь, — и считаю, что нам не пристало думать таким образом, премьер-министр, мы просто должны выполнять наш долг».
XXXV
В тот день в парламенте было замечено, что у лорда Монтэгю Тэйлза изо рта высовывались пряди длинных белокурых волос.
Впечатление это произвело, как впоследствии отмечалось, какое-то завораживающее, сродни чему- то гипнотическому — об этом с недоумением и полушепотом переговаривались в кабинетах и коридорах учреждения, а также на балконе, где члены парламента стояли, попивая портвейн и сплевывая в темные, вонючие воды Темзы.
Ибо во время его выступления эти волосы стояли в воздухе, будто отрицая закон всемирного тяготения — можно было подумать, что их подпирали слова, которые выходили у него изо рта (эти слова были направлены против реформы — сэр Монтэгю сделал поразительное сальто, сменив свою позицию на противоположную, противодействующую вводу фабричного законодательства), и когда он поворачивался, адресуясь ко всем секциям парламента, в профиль эти волосы было видно еще лучше. Соответственно, все смогли убедиться, что рот сэра Монтэгю чуть ли не забит этими волосами, и большинство сделали вывод, что он, без сомнения, незадолго до прибытия в парламент находился в обществе молодой женщины; а может быть даже, не исключено, затащил ее в одну из комнат и оторвался от нее лишь ненадолго, чтобы успеть высказать свои взгляды против обсуждавшихся мер на фабриках: чтобы женщины и дети не работали сверх положенных часов, чтобы все несчастные случаи расследовались и чтобы все фабричные помещения мылись хлорной известью каждые четырнадцать месяцев.
Встал Мельбурн, с возражениями против только что высказанных поправок к проекту закона. «Меня огорчает, — начал он, — осознание того, что столь достопочтенный джентльмен изменил свое мнение по этому вопросу…»
Позади него сидели двое членов парламента из партии вигов, Грейнджер и Теннант; обоих сильно клонило в сон после продолжительного и сытного ланча, но они оживились при виде волос, торчавших из уст сэра Монтэгю Тэйлза, а когда настал черед премьер-министра, то пришли в полную боевую готовность: они устраивали пари на предмет того, сколько раз Мельбурн скажет свое излюбленное: «Почему бы не перестать об этом говорить?»
— Я ставлю на то, что будет больше трех, — прорычал Грейнджер.
— Действительно, сэр, он вполне может, — согласился Теннант, громко пукнув, — я полагаю, на обычных условиях?
— Абсолютно так, сэр, абсолютно, — подтвердил Грейнджер.
— Да, — сказал Теннант, показывая Грейнджеру гинею, служившую им ставкой в пари; тот сделал то же самое, — думаю, он питает надежду, что эта фраза войдет в историю.
— Я скорее поставлю на то, что Мельбурну этого будет мало, — добавил Грейнджер. — До меня дошло, что в узком кругу он высказывал желание, чтобы в его честь назвали какой-нибудь город.
— Правда? В заокеанских владениях королевы?
И Теннант закашлялся, маскируя свой нечаянно громкий хохот.
— Возможно, у него уже был город, названный его именем — Кроули. — И плечи обоих мужчин затряслись от беззвучного смеха.
В галерее Стрейнджерс на местах для посетителей восседали, поглядывая сверху на собрание парламентариев, Квимби с Перкинсом. Перкинс, по своему обыкновению, был закутан в шарф. Кроме них в галерее никого не было, так что Квимби велел слуге снять башмак и носок, чтобы дать ноге «подышать».
— О чем вы задумались, сэр? — спросил Перкинс. — О внимании нашего правительства к женскому и детскому труду на фабриках или об успехе нашего живого мертвеца?
Лорд глядел, как внизу ораторствовал сэр Монтэгю Тэйлз. Вот Монти сел, наконец, все еще с золотыми локонами во рту. И Квимби отчетливо видел теперь, что тот их жует, а в глазах у него какое-то отсутствующее выражение. Что означают эти волосы, а? Только что он развлекался с молодой женщиной? Или же он съел кого-то?
Хуже всего, что здесь были и другие члены парламента, хорошо ему знакомые и также побывавшие недавно у него в гостях в Пембридже, и они тоже сидели с пустыми, стеклянными глазами.
Квимби не был уверен. Он совсем не был уверен…
И мысленно он вернулся к тому дню в работном доме. И как блеснуло лезвие в руке у сэра Джона Конроя. Ритмичные красные всплески.
Квимби отодвинулся на край скамьи, сделав Перкинсу знак оставаться на месте.
— Я ненадолго, — бросил он, скатываясь по ступенькам к выходу из зала заседаний. Далее шел главный коридор, темный из-за дубовых панелей. В этой обшивке он разыскал дверь в туалет, совсем неприметную, словно вход в тайную комнату; зашел. Там было две кабинки, и пару мгновений он постоял, удивляясь этому нововведению, затем протиснулся в одну из них, спустил брюки и подштанники, вынув из кармана сюртука почти опустевшую фляжку с парой глотков виски, и наконец-то облегчил кишечник..
— Эти туалеты со стульчаками — замечательное изобретение, не так ли, Квимби?
— О Боже! — Квимби подпрыгнул на полметра, фляжка дернулась в его руке, расплескивая драгоценную жидкость. «Боже, вы где?» — воскликнул он громко.
— Где-где, в соседней кабинке, — ответил сэр Джон Конрой, — посмотрите наверх.
Квимби поднял голову и увидел руку, махавшую ему над перегородкой.
— Хм, — произнес он, — и что вы, собственно, хотите?
— Узнать, как продвигается наш план, естественно, — сказал Конрой, — время дорого, как вам известно. У нас в ловушке уже достаточно членов Парламента, чтобы обеспечить большинство?
— Очень скоро так и будет, — ответил Квимби, — дело нескольких часов.
— И все они подчиняются вашей воле?
— О да, абсолютно, — солгал Квимби, которого гораздо больше волновал не вопрос подчинения, а любовь зомби к живому мясу.
— Хорошо, — изрек Конрой, — это хорошо.
— Могу я спросить, — подал голос Квимби, — ради чего вы требуете, чтобы члены парламента выполняли наши распоряжения?
— Нет, Квимби, не можете. Ваша задача — это всего лишь обеспечить нас достаточным числом нежити, способных выполнять наши команды. И вы, похоже, великолепно справляетесь с этим. А теперь позволю себе откланяться. До скорого, Квимби.
Квимби предпочел бы вообще не встречаться с сэром Джоном Конроем — нигде и никогда.
— Не забудьте вымыть руки, Квимби, — напутствовал его Конрой, и Квимби услышал, как закрылась дверь.
Он подумал о сэре Монтегю Тэйлзе и его пасти, набитой волосами. А еще ему вспомнились ритмичные всплески красного.
Наконец он испражнился.
