не разбивать его, а наоборот, хранить как зеницу ока.
— Тоже новости! — возмутился Илья. — Не богатырское это дело — смерть Кощееву охранять. Его яйцо, пусть он с ним и парится.
— И вообще, не работа это, а морока одна, — сказал Никитич. — По дереву с мечом лазить несподручно, потом цепи еще эти рубить, на которых гроб висит. Да и сам гроб того и гляди кому-нибудь на башку свалится, а то и осколками кого посечет. Потом зайца в поле ловить, утку в небе бить… А у меня, между прочим, в последнее время руки дрожат. И вообще, я — член общества зашиты животных.
— Не богатырский это разговор, — нахмурился Иван.
— Ик-звиняй, мудрец, — сказал Илья. — Не по тому ты адресу пришел. Вот убить кого — это мы. Набег остановить — это мы. Змею Горынычу шеи морским узлом завязать — это мы. Соловью-разбойнику последний зуб выбить — это мы…
— Брагу бочками жрать — это вы, — сказал Иван. — Красных девиц по стогам валять — это тоже вы. А как на благо общества послужить, так это я сразу не по тому адресу пришел.
— Ты это, мудрец, поаккуратнее… — сказал Илья. — А то и в ухо…
— Не хотите по-хорошему? — спросил Иван. — И не надо. Грамоте хоть кто-нибудь из вас обучен?
— Не богатырское это дело…
— Точно, — сказал Иван. — И как я мог забыть?
Мудрец достал из-под рубашки берестяной лубок:
— Вот повеление вашего князя, Владимира Верный Путь. В нем вам приказывается немедленно выступить в поход за Кощеевой смертью. Еще вопросы есть?
— Рассола в дорожку не сотворишь? — спросил Добрыня.
Заставы в тех местах, где границы Триодиннадцатого царства пересекалась с купеческими трактами, были нововведением князя Владимира Верный Путь и именовались мудреным заграничным словом «таможня».
Таможня существовала исключительно в целях повышения благосостояния работающих на ней людей, поэтому получить назначение на таможенную заставу мог только прославленный богатырь, вдобавок пообещавший платить князю десятину от заработанного. Работать на таможне считалось для богатыря большой удачей.
Миновать таможню и не оставить на ней половину своего добра тоже считалось большой удачей, но уже для путника.
Этим утром, примерно в то время, как былинные герои страдали от похмелья, в ворота таможенной заставы постучали.
Стук был резким и отрывистым. Купцы так не стучат, в их вкрадчивом стуке обычно слышится звон золота.
Дежурный богатырь-таможенник открыл ворота и увидел путника.
На путнике были иноземной моды черные штаны, слишком тесные на взгляд богатыря, черная рубаха и черная шляпа. На лице путника красовались диковинные непрозрачные стекляшки, крепившиеся за ушами особым образом изогнутыми полосками металла. В стекляшках отражались целых два дежурных богатыря- таможенника.
Отраженные богатыри разочарованно вздохнули. Всего багажа у путника было — один саквояж. Если там не бриллианты, то придется пропускать странника даром.
— Сэр Реджинальд Ремингтон, эсквайр, — отрекомендовался путник. — Можно просто Реджи.
— Кто? — спросил богатырь.
— Неважно, — сказал Реджи. — Дай пройти.
— Проследуйте на досмотр.
Осмотр путешествующих пешком путников проходил в центральной избе заставы. Сегодня его проводил самолично богатырь Пересвет, начальник таможни. При виде путника, с которого нечего взять, он тоже разочарованно вздохнул.
— Звать-то тебя как? — спросил он.
— Сэр Реджинальд Ремингтон, эсквайр, — повторил Реджи.
— Язык сломаешь, — сказал Пересвет. — Цель прибытия в Триодиннадцатое царство?
— Осмотр местных достопримечательностей.
— Твой род занятий?
— У меня нет определенного рода занятий.
— Брага с собой есть?
— Нет.
— А кайф-трава?
— Тоже нет.
— Приобрести не желаешь?
— Не желаю.
— Скучный вы народ, неинтересный, — сказал Пересвет. — Оружие с собой имеется?
— Я — человек мирный, — сказал Реджи.
— То есть нет у тебя оружия?
— Именно.
Пересвет переглянулся с богатырем, проводившим Реджи от ворот. Вынесенный путнику вердикт был ясен — не жилец.
В Триодиннадцатом царстве иностранцев особо не жаловали, считая всех лазутчиками хазарского хана Сам-Себе-Багатура, так что каждый въезжающий или входящий в страну чужеземец должен был уметь за себя постоять.
— Может, ты хочешь купить оружие? — со слабой надеждой поинтересовался Пересвет. — Есть парочка очень приличных мечей, почти без зазубрин.
— Спасибо, я обойдусь.
— Как знаешь. Что у тебя в суме?
— Это саквояж.
— Да какая разница? Что там внутри?
— Ничего.
— Совсем ничего?
— Совсем.
— Покажи.
— Извольте.
Реджи открыл саквояж. Богатыри заглянули внутрь, чуть не стукнувшись при этом головами.
— Хм, — сказал Пересвет. — И правда ничего. Какой смысл путешествовать с пустой сумой? На кой ляд она тебе сдалась?
— На всякий случай. Вдруг на дороге чего-нибудь найду. Будет куда положить.
— А если не найдешь?
— Значит, не судьба.
— Понятно, — сказал Пересвет. — Взять с тебя нечего, так что вали отсюда подобру-поздорову. Пока у меня окончательно настроение не испортилось.
— Счастливо оставаться, — сказал Реджи.
Если бы Пересвет и дежурный богатырь имели обыкновение окидывать взглядом землю на своей стороне заставы, а не смотрели бы постоянно на чужбину (так оно прибыльнее), они бы здорово удивились.
Отойдя от таможни на сотню шагов, Реджи остановился, открыл свой совсем недавно пустой саквояж, вытащил из него пояс с двумя револьверами и нацепил его себе на бедра.
Мгновением позже сэр Реджинальд Ремингтон, эсквайр, известный также под именем Бешеного Реджи, стрелка из ордена Святого Роланда, подхватил свой саквояж и, насвистывая, двинулся по
