Никитка не без робости сунул руку под рогожку, и вскоре лицо его расплылось в улыбке.
— И впрямь живые... Наверное, есть хотят. Им бы сейчас молока теплого... Из соски. Помнишь, как мы кроликов отпаивали?
Мальчишки, словно по сговору, посмотрели на овраг, потом на заступ.
— Молоко-то у нас найдется, — задумчиво заметил Гошка. — А вот где соску взять?..
— Поискать надо, — сказал Никитка. — У нас где-то валялась.
— Тогда пошли к нам, — распорядился Гошка.
...Калугина в правлении колхоза Александра и Стеша не нашли. Бухгалтер сказал, что председатель еще позавчера уехал в город и до сих пор не вернулся.
— А что у вас за дело к нему?
— Самое неотложное. — Стеша подошла к столу бухгалтера и спросила, правда ли, что Калугин отдал приказ выбраковывать и списывать со свинофермы всех слабых поросят.
— Приказ не приказ, а разговор у него с Кузяевым был, — объяснил бухгалтер. — Со слабаками лучше не возжаться. Канительное дело. Хватит нам и здоровых поросят.
Словом, он сказал почти то же самое, что и Кузяев. Подавленные Александра и Стеша вышли из правления.
«Значит, Кузяев не с похмелья все это набрехал», — подумала Александра.
— Что ж делать-то будем? — с тревогой обратилась она к Стеше. — Теперь стыда не оберешься. По всей округе разговор пойдет: клинцовские свинарки живых поросят хоронят... — Она зябко поежилась и туже затянула под горлом платок. — Уйду я с этой фермы — и делу конец.
— Что вы, тетя Шура? — испугалась Стеша. — Как можно? Вы же лучшая свинарка у нас...
— «Лучшая, лучшая», а вся работа впустую идет... Словно воду решетом черпаем.
— А драться давайте... воевать! — блестя глазами, сказала Стеша. — Вот возьмем да и напишем письмо. В райком партии пошлем, в газету. Так, мол, и так, Калугин поросят губить заставляет. И все свинарки под письмом подпишутся.
— Наших начальников, похоже, ничем не проймешь, — вздохнула Александра. — Закусили удила и мчат нас под гору...
— Проймем, тетя Шура. Вот увидите, — решительно заявила Стеша. — Мы уже одно письмо в райком отправили. Большое письмо. О всех безобразиях Калугина и его прихлебателей написали... А вот сейчас насчет поросят сообщим...
— Кто это «мы»? — переспросила Александра.
— Колхозники... все, кто работает честно, за колхоз болеет. Вы, тетя Шура, после смерти дяди Григория не показываетесь нигде, кроме фермы, отошли от всего, а люди знаете как против Калугина накалились... — И Стеша принялась уговаривать Александру написать письмо о поросятах. Она разгорячилась, платок сполз с головы.
— Какая я писака, — махнула рукой Александра.
— Письмо-то почти уже готово, — настаивала Стеша. — Вспомните, что вы только что Кузяеву наговорили. Вот и надо записать все это на бумагу да подпись поставить...
Но Александра, подумав, сказала, что письмо письмом, а время не терпит, и приплод на ферме надо спасать немедля. И было бы совсем неплохо, если бы свинарки взяли домой по нескольку списанных поросят и вырастили бы их для колхоза. Сама она завтра же возьмет двух-трех поросят.
Стеша посмотрела на Александру. Вот она какая, тетя Александра! Трудно ей, но она не отступится, не шарахнется в сторону, не будет хныкать и жаловаться. Значит, не зря, она, Стеша, после школы пошла работать к ней на ферму, учиться у нее мастерству и даже назвала ее своей «крестной».
— И я трех возьму, — решила девушка. — А насчет письма, тетя Шура, все же подумайте...
— Да ты застегнись. — Александра показала на распахнутый ватник. — Горяча больно... А на улице еще не весна красна.
...В сумерки, когда Александра вернулась с фермы домой, она услышала в углу за печкой подозрительную возню. Заглянула туда и ахнула: поросята лежали на мягкой соломенной подстилке, а Гошка с Никиткой, сидя на корточках, по очереди поили их молоком из бутылки с резиновой соской. Им помогали младшие дети Александры — Клава и Мишка.
С простенка, из черной тарелки репродуктора, гремела музыка.
— Это что ж такое? — удивилась мать. — Свинарник в избе устроили?
Гошка подбежал к ней.
— Мам, ты же сама говорила, что поросят с соски можно выпоить, — торопливо заговорил он. — И они совсем не дохлые... молоко лопают, только давай. Уже третий раз кормим... И списывать поросят не надо. Мы их выходим... Помнишь, как с кроликами было? Ни один не подох...
— Тетя Шура, — вмешался Никитка, — а пусть поросята одну неделю у вас живут, другую — у нас. Только вот мамку уломать надо.
— А радио зачем гремит? — спросила Александра.
— А мы все по-научному будем делать, — оживился Никитка. — Электричеством поросят греть, витамины им давать. И пусть они музыку слушают... Лучше расти будут. Мы в книжке читали...
Подойдя к репродуктору, Александра приглушила музыку и невольно усмехнулась. Ладно, пусть ребятишки выпаивают поросят. Это, пожалуй, и лучше, что они взялись за это. Справились же они с кроликами, вылечили молодого грача с подбитым крылом. А Шалопут? Был жалкий щенок-подкидыш, а теперь вырос в здоровенного пса, и ребята подарили его колхозному сторожу.
— Тогда уж на трех поросятах не останавливайтесь, — сказала Александра. — Берите побольше, заводите свою ребячью ферму.
На другой день Александра принесла ребятам еще четырех поросят.
Гошка с Никиткой разыскали белый крученый провод, ввернули в патрон лампочку и принялись греть поросят электрическим светом.
— По науке им солнечные ванны положены, — важно заявил Никитка. — Кости укрепляет...
Потом мальчишки задумались о витаминах. До зеленой травы было еще далеко, и они решили выращивать ее в избе. Наполнили землей противни, тазы, засеяли овсом и заставили ими все лавки и подоконники.
От молока и хорошего ухода поросята вскоре ожили, окрепли, встали на ноги и весело захрюкали.
Как-то раз к Шараповым в избу заявился вожатый звена Борька Покатилов. Приземистый, круглолицый, с ямочками на щеках, он подозрительно оглядел поросят и набросился на мальчишек с упреками. И что они за пионеры? Напали на такую золотую жилу и молчат про нее, скрывают от остальных членов звена. Да если про спасенных поросят умеючи отрапортовать на совете отряда или написать в стенную газету, так о третьем звене заговорят по всей школе.
— А у тебя, Шарапов, всегда свои особые планы, — выговаривал Борька Гошке. — И Никитку за собой тянешь. Прячетесь вы, отделяетесь от всех. Вот и маяк какой-то придумали ни с того ни с сего...
— Мы не прячемся, — нахмурился Гошка. — Мы еще сами не знали, как с поросятами будет... А вот теперь вроде получается. Если хотите, можно всем вместе ухаживать... по очереди.
И Борька записал поросят в план пионерской работы третьего звена.
Через неделю ребята перевели поросят из избы во двор к Шараповым, в отдельный утепленный закуток.
В этот же день Александра привела в закуток Кузяева и показала ему поросят.
— Взгляни-ка, Ефим... Узнаешь списанных-то?..
Поросята с веселым хрюканьем подбежали к ногам Кузяева. Они были розовые, с золотистой щетинкой, с хвостиками-спиральками, с влажными пятачками. Недоверчиво покачав головой, Кузяев поймал одного из поросят, ощупал его, заглянул в рот. Потом осмотрел второго, третьего.
— А ведь неплохо ребятишки постарались, — сказала Александра. — Добрый подарок ферме будет.
Присев на корточки и почесывая поросятам шеи и спины, Гошка рассказал Кузяеву, как они с Никиткой отпаивали поросят молоком.
— Мы им и клички всем дали, — сообщил он. — Это вот Лебеденок, это — Вьюн, это — Черныш...
— Чудо прямо, воскресение из мертвых, — сказал Кузяев и, подозвав к себе ребят, похлопал их по плечу. — Ну и головастые же вы — до чего додумались. Быть вам с премией за таких шпитомцев.
