праздником.
Юноша и девушка приносили листовки, газеты, брошюры, а главное, кучу новостей о делах партизанских отрядов.
Улучив свободную минуту, Володя пробирался из деревни в город, заходил к Клаве в мастерскую и передавал ей «подарки» от Седого.
Иногда же Клава, с большими мерами предосторожности, собирала у себя на квартире группу подпольщиков, и Володя: рассказывал им об очередном рейсе в лесные районы.
А рассказать было о чём. Партизанское движение на Псковщине росло и ширилось с каждым днём. Отдельные разрозненные отряды объединялись в бригады, партизаны устраивали налёты на гарнизоны гитлеровцев, на крупные железнодорожные станции, вели бои с карательными отрядами фашистов.
В лесных районах области возник целый партизанский край, куда гитлеровцы не смели и носа показать.
— Вы только подумайте, — с горячностью говорил Володя. — В партизанском крае живёт и здравствует Советская власть, выходят наши газеты, работают сельсоветы, колхозы, школы. Мужчины в партизанах, а остальное население на полях работает, хлеб выращивает.
Такие рассказы остро будоражили подпольщиков.
— Эх, мало мы ещё делаем у себя в Острове, — вздыхал Федя Сушков. — Гитлеровцы ходят по городу как хозяева, а мы прячься тут. Надо так работать, чтобы немцы боялись нас, чтоб им лихо было…
Феде никто не возражал — всем хотелось как можно больше навредить гитлеровцам.
И комсомольцы намечали всё новые и новые диверсии.
Как-то раз Клава завела с Володей Аржанцевым разговор о деревенских парнях: что они сейчас делают, как относятся к новым фашистским порядкам, нельзя ли их привлечь к подпольной работе.
— Есть у меня на примете ребята, — подумав, сообщил Володя. — Один трактористом работает у немцев, двое с родителями живут, перебиваются кое-как. Я им листовки частенько подбрасываю. Народ-то вообще податливый. Надо их только подтолкнуть.
— Вот именно, — подхватила Клава. — И подтолкнуть порешительней да побыстрей. Я вот как-то мимо вашей деревни проходила. Там на луговине стога сена стояли. Это сено кому принадлежит? Крестьянам?
— Нет. Это сельскохозяйственный отдел немецкой комендатуры для своих нужд заготовил. Работали- то, правда, наши мужики по приказу старосты…
— А что, если в одну из ночей эти стога неожиданно загорятся? — усмехнувшись, спросила Клава. — Мужики ведь не будут в большой обиде?
— Думаю, что нет.
— Но учти, Володя. Сам в это дело не ввязывайся. Ты наш связной и живи в деревне тише воды, ниже травы.
— Понимаю, — вздохнул Володя. — Если уж только для почина придётся.
Вернувшись в деревню, он на другой же день отправился к Сеньке Нехватову, дальнему родственнику своей матери.
Сеньку он нашёл за сараем: глазастый, худощавый подросток одноручной пилой пилил дрова.
Сенька очень обрадовался приходу Аржанцева, Володя обычно угощал его табачком, а главное, у него почти всегда имелась в кармане свежая листовка.
— Принёс, Вовка? — спросил Сенька, вытирая ладонью взмокшее лицо.
— Это чего? Табачку, что ли?
— И табачку… И почитать что-нибудь.
Ребята присели за угол сарайчика, закурили, потом Володя, оглянувшись по сторонам, достал из-за пазухи помятую партизанскую листовку.
— И откуда ты их берёшь, Вовка? — спросил Сенька.
— Я ж говорил тебе… За грибами далеко хожу, за орехами. Вот и подбираю. Наверное, их с самолёта сбрасывают.
— И я за грибами хожу. А вот мне не попадаются, — пожаловался Сенька. — Такой уж я невезучий.
Он впился глазами в листовку и возбуждённо зашептал:
— Ты смотри, смотри, что здесь пишут: «Молодёжь сёл и деревень, захваченных фашистами! Если вам дорога Советская Родина, не сидите сложа руки. Не давайте гитлеровцам увозить хлеб, сено, картошку, выводите из строя машины, уничтожайте мосты, дороги…» Ох, Вовка, вот бы и нам так…
Володя с досадой отмахнулся.
— Куда нам! Сидим как тюхи, боимся всего.
— Ну, не скажи, — обиделся Сенька. — Мы с Толькой Солодчим хоть сейчас готовы. Мало, конечно, нас.
— А не струсите?
— Да что мы, шкуры какие?
Володя, задумчиво затоптав папироску, отобрал у Сеньки листовку.
— А меня с собой возьмёте?
— Тебя? — удивился Сенька. — Да ты же не захочешь. У тебя ведь свои дела. Всё куда-то ходишь да ходишь…
— Это ничего, времени хватит. Было бы что интересное.
— А если для начала стога с сеном подпалить? — зашептал Сенька. — Знаешь, те, что на луговине… Они почти без всякой охраны. А, Вовка?
— Вот черти головастые, — ухмыльнувшись, похвалил Володя. — А мне и в голову не пришло. Это дело стоящее.
Через несколько дней Сенька, его приятель и Володя прихватив с собой спички и бутылку с бензином, пробрались ночью на луг и подожгли восемь стогов сена.
Сельский староста и примчавшиеся из полевой комендатуры жандармы выгнали тушить пожар всю деревню, но, пока люди собирались, стога успели сгореть.
Зарево от пожара было заметно даже в Острове.
А когда разговоры о сгоревших стогах сена несколько приутихли, к Володе зашёл знакомый ему тракторист Алёша Востриков, который, излечившись после ранения, устроился работать в бывшую МТС.
В мастерскую МТС немцы собирали со всего района тракторы советских марок, ремонтировали их и отправляли на строительство военных укреплений.
Оставшись с Володей наедине, Востриков без обиняков заговорил о недавнем пожаре:
— Дали огоньку немцам… Молодцы! Толково ребята сработали. Вожак у них, видать, не из последних… Вот бы и нам связаться с ним.
— Кому это «нам»? — спросил Володя.
— Да есть у нас в мастерских кое-кто. Соображаем малость по части техники. Вроде как рационализацией занимаемся, только на новый лад.
И Востриков рассказал, как трактористы выводят из строя машины: то бросят горсть песку в мотор, то испортят какую-нибудь деталь. А в последнее время они научились перекрывать подачу масла к коренному и шатунному подшипникам. Заткнут ватой трубочку, мотор поработает нормально минут десять, а потом, без масла, выходит из строя.
— Тут со мной на днях такой случай был, — продолжал Востриков. — Подготовили мы трактор для отправки в военный городок к немцам. Сделали всё, как надо быть. Отвернули пробку, масляную трубку заткнули ватой. Погнал я трактор в город. Рядом со мной немецкого солдата посадили. Еду на первой скорости. Солдат недоволен, показывает на пальцах — давай вторую! Пожалуйста, перешёл на вторую. Опять немец недоволен — давай третью. И это можно. Только подъехали к станции — мотор и застучал. А немец торопит — давай полный ход. И вдруг — взрыв. Шатуном выбило болты, разорвало блок. Меня и немца обдало маслом с ног до головы! Немец хохочет, показывает на меня пальцем — у тебя, дескать, вся физиономия в масле. Но и он тоже хорош. Посмеялись мы, дал мне немец папиросу, а трактор пришлось
