Колхозники окружили стол, за которым сидели члены комиссии.
Прохор Уклейкин вытащил из кармана банку из-под зубного порошка и высыпал на столешницу кучку зеленоватых жучков. Горелов достал из-за пазухи бумажный фунтик с пильщиками. Сам Осьмухин вынес из соседней комнаты небольшое ведерко, полное мертвых жучков, и поставил его па стол.
— Еще надо или хватит? — спросил он членов комиссии. — Желаете, можем раздобыть этого добра сколько угодно...
— Довольно, довольно! — замахал руками председатель комиссии, отодвигаясь подальше от стола.
— Видишь, какая прорва на хлеб навалилась, — шепнул Степе Василий Силыч. — А ты все не веришь. — И он обратился к членам комиссии: — Куда ни кинь, а урожайность снижать придется. Съест нас пильщик. Не верите, так вот людей послушайте... У нас сегодня вечером как раз общее собрание будет о хлебозаготовках.
Степа в замешательстве вышел из правления.
На улице его догнали Нюша и Феня.
— Ничего не понимаю, — пожаловался им Степа. — Откуда колхозники набрали столько пильщиков? Почему же мы не заметили?
— Значит, и впрямь искать не умеем, — заметила Феня.
— А дела-то невеселые, — со вздохом сказала Нюша. — Вот она, земля наша! Только урожаю порадуешься, а уж за спиной беда какая-нибудь: то пильщик, то туча с градом, то суховей.
— Да, теперь пойдет заваруха в деревне, — мрачно согласился Степа. — Слухи всякие, жалобы, стоны. Люди опять от артели шарахнутся. — Он вдруг остановился и посмотрел в сторону поля. — А знаете что?.. Пильщик пильщиком, а нам сдаваться не к лицу. Пойдемте завтра жучков собирать.
— Да их же там тьма-тьмущая, — возразила Феня. — Что мы сделаем?
— Сделаем, если захотим. Придется, конечно, молодежь поднять. И мальчишек с девчонками. Целая армия соберется... Да, вот еще что. Надо об этом на колхозном собрании сообщить, чтобы люди не очень-то в панику ударялись...
СОРВАЛОСЬ
В сумерки Степа с Нюшей отправились на колхозное собрание.
Проходя мимо лавки сельпо, они заметили за углом Клавку и рядом с ней Феню Осьмухину.
Размазывая по щекам слезы, девочка горько плакала, а Феня, присев на корточки, старалась ее утешить.
Степа с Нюшей подошли ближе.
— Что с ней? — обратилась Нюша к Фене. — Подралась, что ли, с кем или побили ее?
Клавка продолжала всхлипывать.
— Она говорит, что обсчитали ее... конфет недодали, — пояснила Феня.
— Каких конфет?
Феня пожала плечами и сказала, что толком от Клавки ничего не может добиться.
Нюша опустилась на завалинку, усадила Клавку рядом и вытерла ей нос.
— Ленька небось обидел?
—...Ага... Ленька... — выдавила наконец Клавка и, разжав ладонь, показала слипшиеся паточные карамельки. — Еще орехи обещал, пряники... И все себе взял. Обманщик такой!.. Я ему сколько жучков насобирала...
— Каких жучков? — насторожилась Нюша.
— Ну, этих самых... что колоски перепиливают, хлеб губят. Пять коробков собрала... Больше всех...
Слово за словом, и Клавка выдала все, что знала. Дядя Тихон и Тимофей Осьмухин велели Леньке с мальчишками собрать в поле побольше жучков-пильщиков. За каждую полную спичечную коробку они платили по пятиалтынному. Мальчишки старались вовсю: забыли про ягоды, про речку и целые дни выискивали в поле пильщиков. Ленька даже привлек к этому делу и ее, Клавку, обещав ей потом всякие подарки. И вот сегодня дядя Тихон и Тимофей Осьмухин расплатились с мальчишками. Ленька получил от них деньги, накупил в лавке кучу сладостей, но ее бессовестно обманул, сунув в руку всего лишь с десяток карамелек.
— Погоди, погоди... — перебила Нюша Клавку. — А где вы жучков собирали?
— Везде шарили, — ответила девочка. — Только у нас в поле их мало... Мы больше не по нашим полям ходили... далеко отсюда.
Нюша нахмурилась и поднялась с завалинки.
— Иди домой, — строго сказала она сестренке. — И не нюнь!.. Нос вытри. А с Ленькой я потом поговорю.
Клавка ушла.
Нюша переглянулась со Степой и покосилась на Феню. Та стояла, отвернувшись в сторону и опустив голову. Нюша коснулась ее плеча.
— Видали, чем мой папаша промышляет?.. — с трудом выдавила Феня. — Как был мужик- собственник, так и остался. Чуть дело хлеба коснется, так он голову теряет. И зачем только его бригадиром назначили?..
— Мой отчим ему тоже не уступит, — отозвалась Нюша. — Два сапога пара.
Феня задумалась.
Доколе же она будет молчать и мириться со своими родителями? Собиралась уйти из дому и начать жить по-своему — не сумела. Надеялась, что с приездом Антона в доме многое переменится, но опять все идет по-старому.
Да и Антон стал совсем не таким, как раньше.
Позавчера Феня нечаянно подслушала его разговор с отцом.
...Дело было поздно вечером. Антон пришел из тракторной бригады домой, помылся, поужинал и лег спать. Когда в доме все стихло, Тимофей в нижней рубахе подошел к постели сына и сел у него в ногах.
— Антоша, слышь, что ли? — вполголоса заговорил он. — У меня вот кости ноют... старость, видно, чуют. И сна нет.
— Хлеб жалко городу везти, вот и сна нет, — усмехнулся Антон. — В тебе кровь гуляет мужицкая...
Отец молча поднялся. Ему хочется обругать сына и уйти. Но он почему-то не уходит и вновь опускается на постель.
— Ну ясно — мужицкая... — почти с удивлением восклицает Тимофей. — А какая же еще? Что я, святой иль коммунист? Чай, жалко мне свое добро-то? Ты, Антоша, не заедайся, не ершись, прошу тебя. Поговори, как сын с отцом... по-хорошему, по-родному.
— Ну-ну, давай по-хорошему, — соглашается Антон. Тимофей наклоняется к сыну и говорит еще тише. Он очень жалеет, что согласился остаться в колхозе. Лучше бы подождать еще годик-другой. Сладкая артельная жизнь — это только в книжках да на словах. А он, Тимофей Осьмухин, и до колхоза жил не хуже, а, пожалуй, лучше. Хлеб до осени всегда был у него в закромах. А теперь... Одни неприятности, суета, путаница, скандалы на собраниях...
Нет, земля уже не радует, и Тимофею, видимо, пора прощаться с ней. Да и Антону незачем здесь долго задерживаться, надо подыскивать работу почище да полегче.
— Мы тут на днях с матерью в городе были, — продолжал Тимофей. — Домишко высмотрели. Так, коробочка-невеличка, а четверым места хватит. Вот бы на нашу семейку, сынок. И цена подходящая...
Феня приподняла голову. Вот уж сейчас-то Антон отчитает папашу, высмеет его. Он, мол, уезжать от земли никуда не собирается, на трактор сел прочно... Но Антон долго молчит, а потом небрежно
