обрадовались и говорят нам: «Не надо теперь никаких хворостинок, это неполегающая пшеница. Сама встанет». И правда, на пятый день вся она и поднялась.
— А знаешь, как мы ее назвали? — спросила Маша.
— «Неполегающая»?
— Нет.
— «Стожаровка»?
— Опять не угадал. «Коншаковка»!
— «Коншаковка»?! — вздрогнул Санька.
— Теперь твоего отца люди никогда не забудут, — тихо сказал Федя.
Санька низко склонился над посевами. Он вдыхал запах влажной земли, стеблей пшеницы, у него щемило сердце, и хорошие, благодарные слова к товарищам роились в его голове. Но Санька не умел говорить таких слов. Он только вытащил из кармана горсть орехов и принялся оделять всех по очереди:
— Берите, берите, у нас дома много.
— Дед Захар идет! — подбежал вдруг Семушкин. — Как с Санькой-то быть?
— Он с нами работать будет, — ответила Маша. — Так дедушке и скажем… Правильно, ребята?
— Правильно-то правильно, — неопределенно протянул Семушкин, — только он ведь такой, дед Захар… кто его знает…
Невдалеке мелькнула белая дедова рубаха.
— Я ему потом покажусь… — Санька подался за куст.
Но было уже поздно. Дед Захар подошел к ребятам, потянул носом:
— Чую, каким духом пахнет, чую. Ну-ка, гроза плодов и злаков, выходи на свет божий, держи ответ!
Санька вышел из-за куста и неловко одернул гимнастерку.
Маша бросилась к деду Захару, повисла у него на руке:
— Дедушка, голубчик! Мы же вам про все сказывали… Не стращайте вы Саньку!
— Цыц вы, заступники! — отмахнулся старик. — Раз парень с быком в единоборство пошел, такого не застращаешь. А вот спросить — я его спрошу… Иди-ка ближе, Александр… — Захар пошевелил мохнатыми бровями, проницательно оглядел мальчика. — По какую такую ты рыбку с сапожными колодками собрался? Ась?
Санька молчал.
— Та-ак… Крыть нечем. Из деревни, значит, в сторону вильнул, на другую стежку задумал переметнуться. Тут батька твой каждую делянку выхаживал, потом поливал, артель нашу на крепкие ноги ставил, а тебе не по сердцу все… Ну, скажем, ты уйдешь, Степа, потом Алешка, Маша… А кто пожилым да старым на замену встанет? Кто за плугом ходить будет, хлеб растить, землю ублажать? Земля — она ведь не каждого примет, ей радеющие люди нужны, заботники, мастера первой руки… — Захар прикрыл ладонью глаза, посмотрел на небо. — Ты вот гляди, примечай. Вон тучка над бором зароилась. Тебе оно невдомек, а я слышу — дождиком от нее тянет. Спорым, мелким. Такой дождь дороже золота, он все богатство наше растит. А вон пшеничка колос нагуливает, лен-долгунец на высоту тянется, овсы в трубку пошли. Тут немец, чугунная его башка, повытоптал все, запоганил, а мы через два года столько доброго повыращивали! А подожди, солдаты к домам вернутся — не такая благодать будет. Чудо у нас земля какая! Уважительный человек от нее нипочем не оторвется.
Санька смотрел себе под ноги.
— Про пшеницу я тебе слова не говорю, — продолжал Захар. — Пока ты в больнице был, ребята грешок твой покрыли. Да и пшеничка свое показала, спасибо Егору Платонычу. — Он достал из-за пазухи грушу, протянул Саньке: — Отведай вот… За мир, так сказать, да согласие!
Санька бережно взял грушу и сунул ее в карман:
— Спасибо, Захар Митрич!
— Ты при мне кушай, при мне! А семечки верни. Да не проглоти ненароком какое, зубом не повреди.
— Не спорь с ним, — шепнула Маша. — Он всех так угощает.
Санька быстро съел грушу и ссыпал коричневые скользкие семечки деду Захару на ладонь.
— Ну как?
— Вкусная!
— То-то! — довольно сказал Захар. — Теперь буду ждать, когда ты меня такими же угостишь.
Потом дед вспомнил, что его ждут дела, и ушел. Федя с Машей повели Саньку по участку, объясняя, где у них какой сорт посеян, чем он знаменит, откуда получены семена. Санька слушал молча, внимательно. Остановился у клетки с горохом, густо обсыпанным кривыми пузатыми стручками, под зеленой кожицей которых угадывались крупные горошины.
— Сорт «отрадный», — пояснил Федя. — В локтевском колхозе выпросили, у бригадира. Очень высокоурожайный и засухоустойчивый.
— Сладкий-пресладкий! Попробуй! — шепнула Маша.
— Конечно, сорви, — разрешил Федя. — Один стручок — это можно.
— Раз опытный, зачем же… — отказался Санька.
Глава 33. МЕЧТА-ДУМА
На участке показался Андрей Иваныч.
Ребята побежали ему навстречу.
— А, Саня! — заметил его учитель. — Вернулся? Как чувствуешь себя?
— Совсем здоров, Андрей Иваныч.
— Вот и ладно. Сейчас болеть не время. Я как раз добрые новости из района привез. Где там Захар Митрич? Позовите его, ребята!
Но старик и без того спешил к учителю.
Андрей Иваныч протянул ему газету:
— Читайте, Захар Митрич, что о Стожарах пишут.
Санька заглянул деду через плечо.
Районная газета «Ленинский путь» горячо поддерживала патриотическое начинание колхоза в Стожарах — поднять Старую Пустошь и расширить посевную площадь. Она призывала другие колхозы подхватить почин стожаровцев, чтобы дать стране больше хлеба. На страницах газеты подробно было рассказано о бригаде Катерины Коншаковой, которая уже делом доказывает, какие богатые хлеба можно вырастить на заброшенной земле.
— В запевалы, значит, выходим, — повеселел Захар. — Весь район всколыхнули.
— И еще порадую, Захар Митрич, — сказал учитель: — я там, в районе, «коншаковку» нашу показывал. Заинтересовались люди. Судя по всему, придется этот сорт не только для себя размножать, а для всего района.
— Давно бы Стожарам так жить! — Захар покосился на ребят, потом на грядку с клубникой: — Чего ж ягоды не собираете? Переспеют. Вы бы ее того… Да и Андрея Иваныча угостить не грех.
— Пойду Катерине Васильевне новость сообщу, — сказал учитель и позвал с собой Саньку.
Они направились в поле.
Андрей Иваныч задумчиво смотрел по сторонам, потом остановился:
— Смотри вперед, Саня, — вон туда, где Старая Пустошь. Представь, что там будет через несколько лет, Хлеба стеною стоят, высокие, густые и с таким удивительным колосом, что все, кто ни проходит мимо, останавливаются и спрашивают: «Что это за пшеница такая диковинная?» — «А это «коншаковка», — отвечают людям и рассказывают, как и откуда появилась на земле эта пшеница. Смекаешь, Саня?
— Смекаю, Андрей Иваныч, — прошептал мальчик.
— А теперь сюда посмотри. — Учитель показал на деревню с ее разномастными избами, крытыми
