запланировали на учебу в Москву в ЦКШ, да и офицеры, дескать, ненадежные люди и т. д. Конечно, перспектива в работе была, но любовь-то сильнее, да еще то, что я беременная.
Миша приехал и увез меня в Новосибирск. В маленькую комнату, где он жил с другим офицером, с Сашей, который уступил мне свое место. Жили по-холостяцки, все казенное, под соломенным матрасом — газеты на полу. Масло почему-то между газет.
Поехали они с Сашей, получили багаж, правда, не ахти какой. Но там был матрас ватный, одеяло и даже две подушки. Стали мы жить-поживать да добра наживать. В первую получку я пошла на базар, и мне понравился цветок в горшке, высотой с метр. Я его еле дотащила, а мне соседка и говорит:
— Что ж, больше ничего на базаре не продавали?
Что ж, думаю, пусть это глупо, зато красиво.
Воинская часть, где мы жили, была в Чкаловском районе. Это далеко и в лесу, транспорт не ходил. Когда я вставала на учет в РК ВКП(б), мне предложили должность инструктора, но я поблагодарила и отказалась, сославшись на то, что я беременна и ходить далеко. В части мне нашли должность замполита ВОХР, плюс заведующей клубом. Клуб небольшой, но кино демонстрировали регулярно. Была и самодеятельность.
Аживотикмойрос. Вотуже шесть месяцев. Миша как-то ушел на день рождения к другу, а я плохо чувствовала себя и отказалась. Ночью мне стало плохо, да так, что я порвала на себе рубашку, простынь на кровати, каталась по полу. Еле дождалась Мишу, он пришел, побежал за машиной, надели на меня полушубок, валенки большие — и в кабину полуторки. Привезли в «Скорую помощь», а там не знают, что со мной делать, а во флигеле жил профессор-гинеколог, его вызвали, он и сам не встречался с таким случаем. Дал команду готовить операцию и сказал, что будут удалять ребенка. Я уцепилась за кушетку руками: «не дам!».
— Вы же умрете, это же непроходимость.
— Пусть умру с ним и смерти я не боюсь, я уже умирала, не дам!
— Да что это за мамаша, хотите ребенка, возьмите малышку в детдоме.
— Нет! Хочу своего родного ребенка.
Сделали укол, и я крепко уснула здесь же на кушетке. Просыпаюсь, Миша все стоит у косяка двери, я потрогала живот, на месте. Вижу на вешалке полушубок, стоят валенки. Я ноги в валенки, Миша полушубок мне на плечи. Я ему:
— «Миша, увези меня отсюда поскорее, пока никого нет».
Увез.
Через полтора месяца у меня опять приступ, но легче, чем прежде. Миша меня опять отправил в «Скорую», там мне дали направление в роддом. И оставили в нем под наблюдением.
Миша рассказывал, что шофер, когда отвозили меня в роддом, нашел шапку и сказал, что по примете должен родиться сын. Я пролежала под наблюдением две недели, была диета, легкий массаж и т. д.
И вот 26 января родился сын. Четыре килограмма, такой бутуз, когда привозили кормить, я его сразу узнавала и не могла нарадоваться, какое прекрасное чувство материнства. Пока он сосал грудь, я ему самые сладенькие слова говорила. Был он такой обжорка, все соски оборвал, так что мне было больно. Ночью Миша его держит, сын сосет, а я плачу, слезы градом. Но потом все подлечили, и сосал он целый год. Чтобы мне помочь, как неопытной мамаше, приехала мама. Она помогала мне купать и кормить сына.
Зато он оправдал все мои муки, он самый добрый и любящий сын, Сереженька.
Мужа назначили к новому месту службы в Барнаул. Опять мы устроились на частной квартире. Хозяева баба Зина и дед Паша. Они добрые были, жили с ними дружно, пили чай, играли в карты, а сыну бабушка Зина доверяла свою шкатулку с пуговицами и другими мелочами. Однажды залез под кровать, забрался руками в банку с моченой брусникой, наелся, вылез весь в бруснике. Дружил с дедом Пашей, как проснется, кричит:
— Деда-а!
А дед ему:
— Серьга-а!
Я им помогала и по уборке, и дом обмазывала. А они с сыном иногда сидели, отпускали нас в кино. Так и жили. Потом нам дали квартиру, мы переехали, к нам приезжали мама и отец.
Мише присвоили звание капитана. К этому времени отменили карточки. Полки ломились в магазинах от всякой всячины. Икра самая разная, рыба, колбаса, мне нравились поросята заливные в баночках, буженина. Часто брала уток и запекала их с гречкой. Шли как-то по улице с Мишей, и я нашла 3 рубля, врезалось в память: на эти деньги можно было прожить неделю на молоке и хлебе. Младший офицер тогда получал что-то около 900 рублей.
Помнится, жили мы тогда в оптимизме. Отмена карточек, понижение цен и реально достаток и качество жизни у населения, а значит, и у нас, рос год от года. И я решилась родить второго ребенка. Забеременела, а у нас как раз гостила сестра Катя. Она меня стала уговаривать избавиться от беременности. Аборты тогда были запрещены, но мне врачи разрешили эту процедуру.
Миша пришел на обед, сели втроем и стали решать судьбу ребенка, Катя, конечно, боялась за мою жизнь, ведь и первая моя беременность была риском. Миша тоже колебался. А я, как сидела, вот так и потекли слезы, очень хотела дочку, а Мишина нерешительность меня раздражала, да и я еще раньше сходила в больницу и взяла направление. Оно лежало на столе. И произошло невероятное. Мой Миша, видя мои слезы, подходит к столу и рвет направление.
Я его сразу обняла и стала целовать, он совершил поступок, дал жизнь нашей дочке! Она стала расти у меня в животе…
И вот-вот мне рожать, а Миша приходит со службы и заявляет, что надо собираться. Он уезжает в Германию, а семью пока брать туда нельзя. Завтра придет машина, мы погрузимся, и он нас отвезет к родителям в Волчиху.
Погрузились, меня завезли в аэропорт, посадили в самолет, и я быстро долетела. А муж поехал машиной с сыном. Всю дорогу меня рвало, прилетели, вышла, легла на полянку и уснула. Потом знакомая девушка довела меня до дому. Это было шестого июня, машина с Мишей и с сыном приехала поздно вечером. Седьмого Миша уехал, а восьмого я родила доченьку, красавицу. В роддоме была знакомая акушерка, приняла роды, обработала ребенка и положила ее со мной. Такая маленькая, черненькая, 3,700, поэтому беременность прошла хорошо. Это чудо — рожать детей, если бы не ранение, я бы много их нарожала.
Сейчас женщины говорят, мол, время плохое, поэтому не рожают. А в войну или после войны легче было? Боитесь, что на тряпки или на жвачки в цветной обертке не хватит. А мы вот не ленились, шили- перешивали, одевались сами и одевали детей неплохо, со вкусом и, конечно, не баловали их. Зато дети выросли настоящими людьми.
Итак, моя куколка росла, сын сначала приревновал, как это, она сосет мамину сисю. Но потом ему внушили, что он старший, два с половиной года, и он должен любить ее и беречь.
Живем у мамы, мама помогает во всем.
Около дома хороший чистый песок, вся Волчиха находится на песчанике. По деревне одноименная река. Рядом бор, в нем грибы и ягоды всяческие. Если поднимется ветер, то песок бьет в глаза, по ногам, а бывали часто вихри разрушительные. В том горячем песке мы маленькими играли и мои дети играли. Хорошие были бахчи. Арбузы мы покупали машинами, уплатишь на базаре, он напротив дома, через дорогу был, завезут, мы арбузы сложим в сарае. А они тонкостенные, не очень крупные. Бывали красные и желтые-сахарные. Воду (она там жесткая) тогда, когда поспевали арбузы, не пили, а ели арбузы. Выпущу сына за ворота, он, голенький, играет за воротами, валяется в песке с соседскими детьми, прибежит, поест арбуза и снова в песок. Потеки по животу черные, грязный к вечеру. Перед сном же покупаю его, утром чистенький, а потом все то же самое.
Райком партии меня пригласил на работу редактором местного радиовещания. Мама всегда была за то, чтобы я работала. Всю заботу о детях брала на себя. Я проработала там немного, потом предложили стать заведующей районной библиотекой.
Как-то в воскресенье я выехала в наш парк со своей библиотекой, пропагандировать литературу. Была традиция у нас в деревне, в воскресенье устраивать гуляния в местном борке. Продавали там угощения, промышленные товары, устраивали самодеятельность, танцы, я раскладывала переносную
