— Чижик, Даша! Поднимайтесь с холодных камней, простудитесь!
— Черта с два! — ругается Дашка. — Ничего нас не берет. Хоть бы в госпитале, что ли, поваляться недельки две… — И опять она невесело, по-мужски бранится.
У Даши слова одно, а в душе другое. Конечно, ей грустно, война никого не веселит. Вдруг распрямляется, как пружина, вскакивает, поднимает меня, хохочет… Девчонки усаживаются на бревне, и мы с ними. Крики чаек, шум прибоя — все это радость и все это жизнь. Мы задумываемся и замолкаем, глядя, как на небольших волнах плавают, то и дело скрываясь под водой, чайки-нырки. Где-то в стороне Турции сгущаются облака. Поднимается холодный ветер, а я запеваю:
Песню подхватывают девчата. За первой песней вторая — о подвигах, о войне:
Уже темнело, мы побрели потихоньку к нашему общежитию. Вдруг дальний голос:
— Евдокимова! Ев-до-ки-мо-ва! К начальнику «Школы»!
Запыхавшись, вхожу в кабинет, козыряю:
— Боец Евдокимова. Прибыла по вашему приказанию.
— Вольно… Что, Чижик, надоело небось ходить без работы?
— Да, надоело.
— Ты не будешь против, если пошлем тебя с одним парнем на практическую связь в Геленджик? Поедете на машине. Старшим будет Максимов Аверкий. Отправитесь в путь через час, как только стемнеет.
Я смотрю на подполковника. У меня, наверно, ошарашенный вид. Как-то не верится, что речь идет о том самом Максимове… Неужели начальник догадался о моих чувствах? Ну уж нет, он бы нас ни за что не послал в паре. «Аверкий, Аверкий, — крутится у меня в голове. — Вот так имечко!» Ни с того ни с сего я начинаю громко смеяться.
— Очнитесь, Евдокимова! — нахмурившись, говорит начальник. — Что с вами?
— Аверкий… — вырывается у меня. — Такое у него имя?
— Не задавайте никчемных вопросов! — обрывает меня подполковник.
Но я вижу: ему и самому смешно.
— Пожалуй, старомодное имя, — соглашается он, — но что поделаешь.
А на меня накатывает безудержное веселье. Чувствую — так с начальством говорить не положено, но справиться с собой не могу.
— Товарищ подполковник, — говорю я и прыскаю от смеха, — у писателя Гоголя я читала имя Акакий…
— Шуточки отставить, — обрывает меня начальник «Школы». — В чем дело? Что вы так разошлись? Собирайтесь и выезжайте на практику.
— Есть, собираться на практику… Разрешите вопрос.
— Спрашивайте.
— На что мне практика? Кажется, во всем был порядок. Посылайте прямо на боевое задание.
На меня напал дух строптивости. Надо бы радоваться, что судьба в лице начальника «Школы» преподнесла такой подарок. Сейчас познакомлюсь с тем самым юношей. Но это-то меня и пугало: сумею ли скрыть свои чувства, смогу ли быть спокойной? И вообще, как держаться? Ах, если б с нами поехала Даша…
— Вы что, отказываетесь? — повышает тон начальник «Школы»…
— Никак нет, не отказываюсь, — торопливо говорю я, и подполковник отпускает меня с миром.
Через десять минут подбегаю с вещмешком к полуторке. Тут собралось человек десять. Темно. Я кричу:
— Даша, Даша Федоренко!
Ее нет.
Старшина командует:
— По местам!
Мы взбираемся на машину, рассаживаемся на дне кузова, рядом устраивается давно мне известный Сенька Лобов из нашей разведшколы. Мы с ним особо не дружили, а все-таки он свой. Остальные новички.
— Сень, а Сень, — шепчу я, — где тут Максимов Аверкий?
Сенька протягивает руку, показывает пальцем:
— Га! Неуж не видела. Вот он. Мост взрывал на лекции. Смотри, согнулся, как аршин, только сел — уже спит.
Черта с два он спит! Спрятал лицо, чтобы меня не видеть. Откуда я могла знать, что это так? Знала, была уверена.
Машина мчится по извилистой дороге в гору, потом под гору. Поднимается луна, светлеет. Машина резко тормозит.
— А ну, ребята, девчата, вываливайтесь за борт! — кричит шофер. — Разомнитесь, ехать далеко…
Рядом со мной стоит этот самый Аверкий.
Я его спрашиваю:
— Как тебя называть? Веркой, что ли?
— Как хочешь, так и называй, — говорит Максимов и отворачивается.
Назло ему я тоже отворачиваюсь и бегу. Думаю: «Если пустится догонять, значит, нахал и дурак!» Нет, не побежал, а мне стало досадно. Когда снова погрузились, я надеялась, что Максимов додумается сесть со мной, а он забился в угол. От обиды я спрятала лицо в воротник и вскоре уснула.
На заре приехали в Геленджик. Городок сильно разбомбили немцы. Полуразрушенные дома пустовали. Наша группа разбрелась, как и было приказано, попарно. Большей частью мальчишки с мальчишками, девчонки с девчонками; я должна была идти с Максимовым. Машина ушла, мы остались на дороге одни. У него вещмешок и рация с комплектом питания, точно так же и у меня. Мы оба — бойцы Красной Армии!
Максимов говорит:
— Меня ребята прозвали Скла?дным, а ты, я знаю, Женя Чижик.
Отвечаю ему и дерзко смотрю в глаза:
— А я подумала было, что ты Складно?й. Такое прозвище тебе больше подходит.
Он посмотрел с хитрецой — глаза синие:
— Оставь, разведчица. Кто складный, а кто ладный, дотом выясним. Договорились? Задача такая: надо поскорее связаться со штабом, а то нас опередят. Давай зайдем — вот дом пустой, крыша целая.
— Давай…
Максимов пошел впереди, я за ним. Он хотел казаться суровым, а я хотела, чтобы видел меня дерзкой и боевой. Но мы оба знали — на практику зря не посылают. Начальство будет судить по результатам: кто скорее наладит связь и передаст толковую радиограмму.
