звякну? Ну правда, а? Васька ему эту трубочку знаешь куда засунет?..
«Было бы неплохо...» – едва не сказал я, но осекся.
– Ты чего?
Тут он посмотрел туда, куда смотрел я, сплюнул и посвистел:
– Ё-моё, и этот туда же...
Костя-Костыль помахал нам рукой, приближаясь. Когда он плюхнулся на скамейку рядом со мной, я невольно приподнялся. Отодвинулся подальше. Ну, ничего не смог с собой поделать – придвинулся вплотную к Славику.
– Как? – закидывая ногу на ногу, осведомился Костя.
– Блеск, – выразительно сморщился Славик. – А глазки накрасить забыл?
– Какие еще глазки?
– Ты же вроде просто подстричься собирался?
– Ну, – подтвердил Костя. Изогнувшись, он достал из заднего кармана коротенькую сигару и зашуршал целлофановой оберткой. – Собирался. А потом подумал – какого хрена? Новая жизнь – новый имидж. Дай- ка, подумал, самовыражусь. Чего ты кривишься-то, Слав? Завидно?
Славик только хмыкнул. Тогда Костя вопросительно посмотрел на меня.
– Нормально, – осторожно ответил я, почему-то боясь встретиться с ним взглядом.
Волосы Костыля, еще пару часов назад темно-русые и уложенные на классический «офицерский» пробор, сейчас были обесцвечены до легкой синевы, заметно укорочены и тщательно растрепаны. В левом, припухшем и покрасневшем ухе поблескивало тонкое серебряное колечко. Рубашка, расстегнутая и широко распахнутая на груди, сияла белизной. Голубые джинсы подвернуты так, чтобы выглядывали из белых кроссовок белые носки.
С утра он и одет был не так. Джинсы помню, а вот рубашка... Рубашка, кажется, была другая.
– Ты и гардероб обновил? – спросил я.
– Гардероб? Да нет... Я домой забежал, куртку скинул. Жарко.
Куртка. Ага, правда, на нем с утра была джинсовая черная куртка. А сейчас...
Да что это, в самом деле, я? Обычная прическа, обычная одежда. Серьга? Подумаешь, серьга! Это же Костя. Костыль. Костя-Костыль. Мы вместе с ним вступительные экзамены сдавали. Вместе отмечали поступление. Я у него дома бывал. С родителями его общался. Он человек простой и понятный. Есть такие люди, которых с первого взгляда насквозь видно. Он марки собирает. Учится играть на банджо. Мечтает стать международным журналистом, чтобы путешествовать по миру бесплатно. И фамилия у него смешная, из анекдота – Рабинович.
«Ты не в Игре, Никита, – сказал я себе. – Ты в общем мире. Успокойся...»
– Имидж... – проворчал Славик и пристукнул ладонями по коленям. – Так мы идем или нет? Здесь через дорогу напротив остановки бар есть недорогой. Там живое пиво бывает. Идем? Имидж – ничто, а жажда... сами знаете. Никита, ты что?
Я поднялся и еще раз посмотрел на Костыля. Костя, зажмурившись, раскуривал свою сигарку.
– В сортир забегу на дорожку, – придумал я. – На клапан давит.
– Давай, только быстро.
– А мы что – втроем идем? – открыл глаза Костыль.
– А кто еще? – удивился Славик.
Костя выдул толстую струю дыма по направлению к девчачьей скамейке. Типа с трубочкой там уже не было.
– Ну... Валяй, – разрешил Славик. – Проверь имидж на убойность.
– Я один, что ли? – возмутился Костя.
– Куда уж нам уж! – хмыкнул Славик. – Нам с нашими колхозными рылами и соваться не стоит, правда, Никита? А тебе, Константин, флаг в руки. Главное, не забывай сигарой попыхивать и рубашку расстегни еще на две пуговицы – как раз до пуза. Действуй. Имей в виду – мне бы желательно вон ту... которая в центре. А Никите – рыжую.
– Рыжая мне самому нравится, – проворчал Костыль, вставая. – Смотрите, убогие, и учитесь.
Он перекинул сигару в угол рта, сжал ее зубами, с размаху воткнул руки в карманы и, раскачиваясь, направился к соседней скамейке.
– Походочка, ё-моё... – прыснул Славик. – Никита, ты куда? Цирк пропустишь! Впервые на арене дрессированный таракан-соблазнитель по кличке Костыль. Никита!
Удачно проскользнув мимо коменданта, увлеченно беседующего о чем-то с вахтером, я прошел по длинному пустому коридору. Удушающе пахло свежей краской и сладко-терпко – густым лаком. Университет переехал сюда совсем недавно – с нового учебного года; а до этого помещался в типичном детище передовой советской архитектуры, четырехугольной стеклянно-стальной махине, где всегда «светло и просторно». Новое здание отгрохали ничего себе – в псевдоготическом стиле: сужающиеся кверху этажи, декоративные балконы, даже башенки со шпилеобразными крышами и огромные, похожие на колесо от комбайна часы над входом. Старшекурсники тут же окрестили новое обиталище «рейхстагом». Двери в аудитории здесь были двустворчатыми и тяжелыми, а сводчатые коридоры, несмотря на обильное освещение, из-за непомерной высоты потолков казались мрачноватыми – стук моих шагов отдавался далеко вокруг, как я ни пытался передвигаться потише. Не хватало еще, чтобы меня застукал здесь кто-нибудь из преподавательского состава.
Оказавшись в туалете, я перевел дыхание.
Успокоиться. Успокоиться – и все. Я же не в Игре, чего я волнуюсь? В груди до сих пор шевелится брезгливый испуг, будто я случайно наступил на здоровенного мохнатого паука. Черт, даже вспотел. Это все из-за Макса! Макс тоску нагоняет своим карканьем. «Берегись, Никита! Сейчас ты в таком положении, что тебе на каждом шагу надо оглядываться – даже тогда, когда оглядываться никак нельзя. Ты обещал три
Донесения, да. Информация. От лазутчиков.
Это Макс придумал – посылать в Поля ратников, скрывающих оружие и цвета клана под серыми плащами. Придумать-то нетрудно, гораздо сложнее было убедить ратников в том, что досужие разговоры низших созданий – детей Поля – имеют определенную ценность.
«Положение изменилось, – втолковывал Макс Драконам. – Нас мало, нас всего восемнадцать человек, а Поля становятся сильнее с каждым днем. Вовсе не Мертвый Дом наш основной противник, наш противник – это Поля. Создания Полей развиваются небывалыми темпами; у них не было своей истории, их история начинается сейчас – когда, прогремев, стихла Битва, когда от расы Создателей остались жалкие недобитки, когда дети Полей вдруг осознали, что они принадлежат лишь себе и больше не обязаны служить воителям из общего мира. Поймите наконец, если вовремя не овладеть ситуацией, создания Полей уничтожат нас – они и сейчас могут сделать это с легкостью, – а потом будут искать пути в общий мир. В наш мир».
Драконы – тринадцати-пятнадцатилетние пацаны – недоуменно фыркали. В полной мере прониклись услышанным лишь старшие: Виталик-Аскол, Рогатый, Однорукий, Гарун – ратник трех колец, владеющий техникой боя двухлезвийным мечом, Саул-лучник, еще один новообращенный, не имеющий имени Дракона, Антон; и еще трое. Они и стали первыми лазутчиками.
