знакомой тинистой реки.Скорее, милые! Рокочетмост под копытами. Скорей!И сердце бьется, сердце хочетвзлететь и перегнать коней.О, звуки, полные былого!Мои деревья, ветер мой,и слезы чудные, и словонепостижимое: домой!1917–1922
Березы
Стволы сквозь легкое зеленое сияньебелеют, тонкие, и воздух освеженгрозой промчавшейся. Чуть слышный перезвондробится надо мной, чуть слышное журчанье,и по невидимым качается волнам.Трава вся и теневых лиловых паутинах,вся в ослепительных извилинах, а там,меж светлых облаков, роскошно лебединых,струится радуга и смутно с высотымне улыбается, в лазури нежной тая,такая нежная, невинная, святая,что умиленные склоняются листы,роняя длинные сверкающие слезы, —и это жизнь моя, и это край родной,родная красота… и льется надо мнойсиянье легкое, зеленое, — березы…
Поэты
Что ж! В годы грохота и смрада,еще иссякнуть не успев,журчит, о бледная отрада,наш замирающий напев…И, слабый, ласковый, ненужный,он веет тонкою тоской,как трепет бабочки жемчужнойв окне трескучей мастерской.Так беспощаден гул окрестный,людей так грубы города,нам так невесело и тесно, —что мы уходим навсегда…И, горько сжав сухие губы,глядим мы, падшие цари,как черные дымятся трубысредь перьев розовой зари.15 июля 1919
Муза меня не винит: в науке о трепетах жизнивсе — красота. Искромсав осторожно липовый листик,винт золотой верчу, пока не наметятся яснов круглом белом просвете святые зеленые соты;или же сердцем живым распятой лягушки любуюсь:сладостно рдеет оно, будто спелая, липкая вишня.Режу, дроблю, вникаю, вижу сокрытые мышцы,ветви несметных жил, и, что вижу, мелками цветнымичетко черчу на доске. Сверкают стекла, невнятнопахнет эфиром и прелью в комнате длинной и светлой.Радостен тонкий труд, и радостно думать, что домаждет меня томик стихов и музой набитая трубка.Cambridge
В. Ш.
Если ветер судьбы, ради шутки,дохнув, забросит меняв тот город, желанный и жуткий,где ты вянешь день ото дня,и если на улице яркойиль в гостях, у новых друзей,иль там, у дворца, под аркой,средь лунных круглых теней,