«Ах, что мучит тебя, горемыка,что ты, бледный, скитаешься тут?Озерная поблекла осока,и птицы совсем не поют.Ах, что мучит тебя, горемыка,какою тоской ты сожжен?Запаслась уже на зиму белка,и по житницам хлеб развезен.На челе твоем млеет лилея,томима росой огневой,на щеке твоей вижу я розу,розу бледную, цвет неживой…»Шла полем Прекрасная Дама,чародейки неведомой дочь:змеи — локоны, легкая поступь,а в очах — одинокая ночь.На коня моего незнакомкупосадил я, и, день заслоня,она с чародейною песнейко мне наклонялась с коня.Я сплел ей запястья и пояс,и венок из цветов полевых,и ласкалась она, и стоналатак нежно в объятьях моих.Находила мне сладкие зелья,мед пчелиный и мед на цветке,и, казалось, в любви уверялана странном своем языке.И, вздыхая, меня увлекалав свой приют между сказочных скал,и там ее скорбные очипоцелуями я закрывал.И мы рядом на мху засыпали,и мне сон померещился там…Горе, горе! С тех пор я бессонноброжу по холодным холмам;королевичей, витязей бледныхя увидел, и, вечно скорбя,все кричали: Прекрасная Дамабез любви залучила тебя.И алканье они предрекали,и зияли уста их во тьме,и я, содрогаясь, очнулсяна этом холодном холме.Потому-то, унылый и бледный,одиноко скитаюсь я тут,хоть поблекла сырая осокаи птицы давно не поют.
Пьяный рыцарь
С тонким псом и смуглым кубкомжарко-рдяного вина,ночью лунной, в замке дедая загрезил у окна.В длинном платье изумрудном,вдоль дубравы, на конев серых яблоках, ты плавнопроскакала при луне.