Горний путь

со стен расписанных глядят цветы и звери,
     и звучен многолюдный пир.

Сижу я и дивлюсь… По временам бесшумно
дверь открывается в мерцающую тьму.
Порою хмурится сосед мой неразумный,
     а я — я радуюсь всему:

и смоквам розовым, и сморщенным орехам,
и чаще бражистой, и дани желтых пчел;
и часто на меня со светлым, тихим смехом
     хозяин смотрит через стол.

22 мая 1921

Белый рай

Рай — широкая, пустая
оснеженная страна:
призрак неба голубого,
     тишь и белизна…

Там над озером пушистым,
сладким холодом дыша,
светит леса молодого
     белая душа…

Там блаженствовать я буду
в блеске сети ледяной,
пробираться, опьяненный
     вечной белизной,

и, стрелою из-под веток
вылетая на простор,
на лучистых, легких лыжах
     реять с белых гор.

Кони

Гнедые, грузные, по зелени сырой
весенней пажити, под тусклыми дубами,
они чуть двигались и мягкими губами
вбирали сочные былинки, и зарей,
вечернею зарей полнеба розовело.

И показалось мне, что время обмертвело,
что вечно предо мной стояли эти три
чудовищных коня, и медные отливы
на гривах медлили, и были молчаливы
дубы священные под крыльями зари.

1917–1922

Зеркало

Ясное, гладкое зеркало, утром, по улице длинной,
будто святыню везли. Туча белелась на миг
в синем глубоком стекле, и по сини порою мелькала
ласточка черной стрелой… Было так чисто оно,
так чисто, что самые звуки, казалось, могли отразиться.
Мимо меня провезли этот осколок живой
вешнего неба, и там, на изгибе улицы дальнем,
солнце нырнуло в него: видел я огненный всплеск.

О, мое сердце прозрачное, так ведь и ты отражало
в дивные давние дни солнце, и тучи, и птиц!
Зеркало ныне висит в сенях гостиницы пестрой;
люди проходят, спешат, смотрятся мельком в него.

10 января 1919

Ночь

Как только лунные протянутся лучи,
     всплывает музыка в аллее…
О, серебристая, катись и рокочи
     все вдохновенней, все полнее!..